Азиатская одиссея

Прошла еще неделя, и с сожалением я решил покинуть моего доброго друга. Он дал мне адрес своего внука, который недавно вернулся в Читу с фронта в Европе, и, пока я удалялся, провожал меня взглядом, стоя в воротах. Я помахал ему рукой в последний раз перед тем как спуститься в другую долину, проехал еще сотню метров, затем повернул обратно и вернулся на вершину холма. Он все еще стоял там: одинокая фигура древнего старика, который стал мне так дорог.

– Прощай! – прокричал я и поскакал прочь.

2

Двенадцать верст до Читы показались сущим пустяком в сравнении с тем, что мне пришлось испытать ранее; но теперь я стал задумываться о том, что готовит мне будущее.

Я вспоминал, как Керенский, новый лидер революционной России, разошелся с сильнейшим из своих союзников, казачьим генералом Корниловым. Ситуация была тревожной с точки зрения персональных амбиций главы правительства, и он бросился на поиски генерала, который не был бы знаком с особенностями его колеблющейся натуры. Он понял, что больше не может полагаться на военных вождей в европейской части России; но в далекой Сибири был один человек, беспринципный, но с идеями и четким представлением, как их реализовать. Это был генерал Семенов, бывший командир 5-го корпуса[1] и атаман Забайкальского Казачьего Войска. Именно этому полукровке-монголу Керенский поручил формирование ударных частей из азиатов для защиты Временного Правительства, а по сути лично самого Керенского.

Чтобы сделать формирование своей личной гвардии более привлекательным для Семенова и его людей, Керенский дал ей громкое имя «Дикая дивизия»[2]. Среди семеновских офицеров наиболее заметным был барон фон Унгерн-Штернберг. Будучи во Пскове во время войны, я слышал от Николая невероятные истории о безумной храбрости барона, его любви к лошадям и жестокости к собственным людям.

Двигаясь вперед, я думал о том, как хорошо удавалось этим людям поддерживать свою армию и этот «двор» в Чите, что, несомненно, свидетельствовало об их немалой изобретательности и удали. И не выйдет ли так, что мне придется спасаться от этих «избавителей России» как и от большевиков?

Чита, хоть ее и называют столицей Забайкалья, представляет собой типичный городок первопроходцев. Этот город безопасно расположился под защитой Байкальских гор, начинавшихся в диком, кряжистом Саянском хребте на юге и простиравшихся на север до безлюдных просторов сибирского Приполярья. С востока Чита защищена тремя горными массивами: величественными Яблоновым и Нерчинским хребтами и знаменитым Хинганом. Долина открыта только в сторону Монголии, но даже здесь обширность степных пространств гарантирует Чите защиту от любого серьезного вторжения. Река Ингода обеспечивает забайкальским казакам естественные пути сообщения с их собратьями на Амуре и Уссури, двумя другими крупнейшими группами казачества на восточных рубежах России. Указанные обстоятельства сформировали особое мироощущение людей, населявших эти места, которое лучше всего можно выразить поговоркой: «Попробуй, дотянись».

Как офицер императорской армии, я первым делом отправился доложить о себе в комендатуру. В ответ на мой вопрос молодой адъютант сообщил мне, что у них есть офицер по имени Николай Чернов, и это один из наиболее приближенных к Семенову и Унгерну людей. Он с удовольствием проводит меня на квартиру к Николаю, как только закончится дежурство.

Этот адъютант был совсем молодым человеком из тех, что еще верят в волшебную силу «протекции». Очевидно, мой старый друг Николай был влиятельным лицом в этом Богом забытом месте. Также адъютант поведал мне, что у Семенова мало артиллерии, и он с радостью примет любого офицера (имея в виду меня), который возьмет на себя задачу сформировать дивизион. Эта болтовня продолжалась еще какое-то время, затем подали лошадей, и мы отправились. Я обратил внимание, что мой попутчик мало соответствует своему высокому положению. Похоже, он дезертировал из какой-то пехотной части и решил попытать счастья на новом поприще, таком, которое бы сулило неограниченные перспективы в скором будущем. И кто бы осудил его за это? Кроме того, он был славным, крепким парнем и имел такой наивный вид, что его трудно было воспринимать всерьез. Будь я девушкой, я назвал бы его, по русскому выражению, «вишенкой». Большинство женщин были бы без ума от него: умненький, чистенький мальчик, едва ли двадцати лет.

Николай тепло приветствовал меня; однако его окружала атмосфера неприступной значительности. Пока мы пытались поговорить в неформальной обстановке, к нему постоянно приходили военные; в конце концов он извинился, сказав, что другие дела требуют его немедленного присутствия, но он будет рад видеть меня на своей свадьбе сегодня вечером. Свадьбе? Да, подтвердил он, на его свадьбе… и я отправился покупать свадебный подарок.

Гуляя по главному городскому проезду, Амурской улице, я с удивлением обнаружил, что торговые лавки забиты дорогими товарами. Однако восточных вещей было мало, а того, что я рассчитывал здесь найти, не было и следа.