Азиль

– Ты о народе думаешь? Ну дашь ты им эту свободу. А жрать люди что будут? Революция делается лозунгами, но голод – отличный усмиритель толп. Погляди: разнесли вы соцслужбу, всё разграбили. А кто будет кормить тех, кто тебе массу обеспечивает?

– Подмирье.

– А если заблокируют твоё Подмирье, шлюзы откроют – дальше что?

– Вот когда оно случится, тогда и будем думать. Сейчас планы иные, не сбивай. Так, все завтракать!

Тибо и Дюран уходят с крыши, Рене провожает их тяжёлым вздохом. Вешает на веточку ледяного дерева пару латунных ключей, отступает на пару шагов в сторону, любуется и спрашивает Акеми:

– Правда, мило?

Девушка кивает.

– И что его все так боятся… Я считаю, ему надо дать волю. Пока лёд не вырастет, мы не поймём, что он такое… Ты чего такая напряжённая, знамя моё?

Акеми рассматривает часовых на краю крыши и в здании напротив. Один из них машет ей рукой.

– Этот Дюран – он кто?

– Полицейский, – коротко бросает Рене. И, увидев, как округлились глаза Акеми, поясняет: – Помнишь, я тебе рассказывал про друга, которого убили, когда мы были студентами? Это был сын Дюрана.

Вдвоём они собирают на крыше всё, что может быть использовано для костра. Спускаются на технический этаж, ищут горючие материалы и там, среди гор цементной пыли. Акеми отбегает в закуток справить нужду, а вернувшись, вспоминает, о чём хотела спросить Рене:

– Я ночью плач слышала. Женский. Это кто?

– Женский? – удивлённо переспрашивает Клермон. – Видимо, кто-то из парней прихватил с собой трофей. Выясним.

Завтракают все в одном из спортзалов – большом и гулком, сохранившем большинство тренажёров. Сюда же приходят раненые, их поят оставшимся куриным бульоном. Жиль, сутулый и взъерошенный, сидит в самом углу на горке блинов для штанги и жуёт половинку чёрствой кукурузной лепёшки. В сторону Акеми он даже не смотрит. Ей от этого неуютно и тоскливо. Будто она, Акеми, виновата во всех его бедах.

– Так, внимание! – Рене поднимается во весь рост, прохаживается между полусотней бойцов. – Вопрос, на который я требую немедленного ответа. Кто приволок сюда бабу?

– Ты, – отвечает Тибо. Зал взрывается дружным хохотом.

– Остроумно, – кивает Рене. – Ночью плакала женщина. Не Эжени и не Акеми. Кто?

Смех стихает под тяжёлым взглядом Шамана. Воцаряется тишина – такая, что слышно, как на лестнице под ботинками часового шуршит цементная крошка. Бойцы глядят друг на друга, недоуменно пожимают плечами.

– Я тебе подарок хотел сделать, – раздаётся негромкий голос.

К Рене не спеша подходит парень лет двадцати. Широкую спину крест-накрест перечёркивают лямки пропылённых штанов, плечи и рябое лицо усыпаны крупными тёмными веснушками.

– Знаю, что нельзя, – спокойно говорит он. – Нарушил. Но на подарок взгляни, Шаман. Приведу?

Он выбегает из спортзала и вскоре возвращается, таща перекинутую через плечо женщину в длинном тёмно-красном платье. Когда её ставят на пол, она обводит собравшихся загнанным взглядом – и поникает светловолосой головой. Понимает, что помощи ждать неоткуда.

– Ну здравствуйте, мадам, – с галантным поклоном обращается к ней Рене. – Вы к нам надолго?

По толпе мужчин пробегает лёгкий гомон, смешки. Кто-то присвистывает. Акеми смотрит на женщину в красном во все глаза. Совсем юная, маленькая, щуплая, под стягивающей тонкие запястья верёвкой – синяки. Светло-пшеничная прядь волос прилипла к разбитым губам. Под синими глазами с наплаканными, припухшими веками – тени. Акеми смотрит, и её постепенно наполняет мрачное торжество.

– Вот так подарок! – громко и весело восклицает она. Подходит ближе, встаёт за левым плечом Рене. – Молодчина, боец! Где добыл?

– Мамзелька рикшу искала, чтобы её из Собора домой довёз, в Ядро. Ну и нашла, – радостно разводит руками «добытчик». – Правда, пришлось приложить её хорошенько. Чтобы убедить, что мы едем в нужную сторону.

– Ты знаешь, кто она? – спрашивает Акеми у Рене. – А ты знаешь? А вы?

Она обходит вокруг пленницы, восхищённо цокает языком.

– А может, она сама нам скажет? Мадам, давайте знакомиться. Я Акеми Дарэ Ка, сестра Кейко Дарэ Ка и старшая дочь Макото Дарэ Ка. – Слова срываются с губ, словно камни, раня саму Акеми. – Ваш муженёк, мадам, убил мою младшую сестру и отца сослал на работы в ядерном реакторе! Давайте же знакомиться, мадам, ну!

Голос срывается на визг, Акеми обеими руками бьёт женщину в грудь, сбивает её с ног. Рене вовремя хватает разъярённую японку за локти, заставляет сесть.

– Милая, уймись. Не лишай мужчин удовольствия от общения с благородной дамой. Как, вы говорите, вас зовут, мадам? Мы не расслышали.

– Вероника Каро, – тихо, как шелест.

Это имя эхом слетает с губ ещё одного человека. В своём углу встаёт с места Жиль и, пошатываясь, пробирается через толпу ближе. Туда, где под ногами мужчин сжалась в ужасе хрупкая белокурая женщина. Её страх забавляет их, бойцы смеются.

– Чувствуйте себя как дома, мадам Каро. – Рене просто источает любезность. – К сожалению, нам нечем вас кормить. Ваш муж прекратил снабжение мятежных секторов Третьего круга. Но смею вас заверить: пока вы не надоедите моим людям, вас не съедят.

– Что я вам сделала?