Вопрос Вероники повисает в воздухе. Жиль пожимает плечами и сворачивает на дорогу, ведущую к городскому парку. Они минуют жилой квартал из аккуратных маленьких домиков, проходят мимо трёх высоток, сияющих застеклёнными окнами, пересекают школьный двор. Здесь Жиль останавливается у яркой карусельной лошадки, трогает её улыбающуюся морду.
– Я зн-наю от отца Ланглу, что ты много ч-читаешь. Лошади п-правда умели улыбаться?
Вероника качает головой.
– Только в сказках.
– Зн-начит, это чтобы люди д-думали, что живут в ск-казке, – понимающе произносит Жиль. – И чтобы д-другие тоже так думали. И зав-видовали.
Шуршит гравий под подошвами сандалий. Вероника подходит близко-близко. Встаёт на цыпочки. Трогает пальцем тонкую трубочку носового катетера, гладит шрамы, уродующие лицо младшего брата.
– Жиль… Почему ты был среди них? Я же вижу, ты понимаешь, что они творят ужасное… Почему ты с ними?
Он улыбается – но в его взгляде столько горечи; да и улыбка выходит вымученной, кривой.
– Я не с ними. Я п-просто живу и п-путаюсь под ногами.
– Но ведь ты можешь уйти! В любой момент, Жиль! – Она хватает его за плечи. Жиль морщится от боли, и Вероника тут же торопливо восклицает: – Ох, прости! Ты и правда ранен?
– П-пойдём, – вздыхает он. – И п-пожалуйста, не сп-прашивай больше, почему я с ними. Т-ты не поймёшь. А я не уйду.
Он гладит лошадь по украшенной пластиковыми завитушками гриве и бредёт через школьный двор к зелёному массиву парка.
– Ты т-так же свободна, к-как и я, – произносит он, не оборачиваясь.
Вероника спешит за братом. Всю дорогу она ищет ответ на вопросы: почему её брат не вернулся домой, почему Ксавье ничего ей не сказал и что держит мальчишку в стае нелюдей. Шумят над головой старые деревья, прыгают по мощёной дорожке солнечные блики. Запах свежей травы делает всё, пережитое за ночь и страшное утро, дурным сном, успокаивает.
– Я должна была поговорить с ними, – вдруг произносит Вероника твёрдо. – Я могла бы стать посредником между ними и Ядром.
– И ст-тала бы, – отвечает Жиль, не оборачиваясь и не сбавляя шага. – То, что от т-тебя осталось бы, отп-правили бы в Ядро. Как п-послание.
Он прекрасно помнит, что люди Клермона оставили от семьи Сириля. И не сомневается, что с сестрой поступили бы ещё страшнее.
Вероника хмуро трогает разбитую губу, догоняет Жиля и берёт его за руку. Дальше они шагают молча. Лишь один раз Жиль останавливается: почти у самого Собора, на поляне, где устраивают гулянья в честь праздника урожая. Кивает в сторону цветников, пламенеющих алыми розами:
– П-помнишь, ты играла с детьми в жмурки? На п-празднике?
– Да.
Он лезет в карман штанов, достаёт тряпицу, бережно разворачивает её и извлекает заколку в виде серебряной бабочки. Протягивает Веронике.
– Это я т-тогда тебя за б-бока щекотал. И украл, вот… И тогда п-понял, что у вас…
Он осекается и умолкает. Серебряная бабочка подрагивает тонкими крыльями, словно живая. Вероника поникает головой.
– В тот день мы были счастливы, Жиль. Оставь её пока у себя, хорошо?
Воздух прорезает резкий свист. Мальчишка оборачивается: так и есть, полиция. Трое полицаев спешат к ним со стороны главных врат Собора. Жиль хватает сестру за руку, и они со всех ног несутся к цветникам. Вероника на бегу теряет кепку, но подбирать некогда, надо скорее…
Брат и сестра ныряют в зелёный лабиринт, который оба знают наизусть, пригнувшись, пробегают от одного поворота к другому, не забывая считать мысленно: третий вправо, пять вперёд, левый второй, вновь четыре вперёд, снова влево один, вперёд до упора и направо. Голоса полицейских за спиной чуть стихают, но Жиль уверен: они не отступятся. Они с Вероникой сворачивают во внутренний двор. Дверь чёрного хода заперта. Вот и стена, увитая плющом, скрывающим скобы-ступеньки, что ведут вверх. Мальчишка подсаживает сестру, шёпотом подсказывая, где находится следующая скоба. Вероника ловко добирается до широкого подоконника второго этажа, влезает в открытое окно.
– Давай, мой хороший! – тихонько умоляет она Жиля, тянет к нему руку.
Он отступает под сень кустов, качает головой. Поворачивается, показывая промокшую кровью повязку на плече, просит:
– Найди Учителя. От-ткройте дверь.
Вероника послушно кивает и исчезает в окне. Жиль забивается под ветки жасмина, ложится и вслушивается, как в глубине Собора звонко шлёпают по каменному полу бегущие ноги в лёгких сандалиях.
XV
Libre
– Встаё-о-ом!
Мальчишку встряхивают за шиворот так, что капюшон безрукавки угрожающе трещит. Жиль беззащитно ойкает, зажмуривается, пытается закрыться руками.
– И куда мы так неслись, а? – грозно вопрошает полицейский лет сорока и отвешивает ему подзатыльник.
Жиль хнычет, неразборчиво ноет, тянет время. Он ужасно боится, что полицейские полезут под куст и найдут прикопанный наспех вакидзаси.
– Я н-ничего не сд-делал…
– Ноги расставь! Руки за голову!