Азов. За други своя

Быстро темнело. Неуверенные сумерки накрывали придонье, приглушённые звуки наполняли его. Темнота казакам на руку — в этот раз не надо ждать, пока привыкнут глаза. Выскакивали, как обычно, разбегаясь в разные стороны. И сразу падали. Слух вывел азовцев чуть в сторону от насыпи. Теперь она высокой стеной темнела слева. По всей поверхности мелькали факелы, пылали костры, особенно много огоньков рассыпалось у подножия насыпи, где разместились янычары, охраняющие мужиков. Работники с уханьем затягивали тяжёлые орудия на самый верх, топчии, приглядывая за ними, вышагивали о бок. Туда Валуй и повёл сотню.

И опять казаки застали турок врасплох. Постовые янычар вместо того, чтобы нарезать круги вокруг насыпи, расселись у костров. Кто подремывал, кто переговаривался с товарищами. Потеряв зоркость от яркого света пламени, они иногда поворачивали головы в темноту, но там для них лишь ветер гулял. Плотные силуэты, подобравшиеся к кострам вплотную, они тоже не разглядели. Казаки четырёх сотен расположились в прямой видимости от врага, но не нападали — ждали сигнала. Валуй и Борзята прижимались плечами, чуть позади Ко смяты Степанкова. Он вызвался снять постового. По небу плыли мрачные тучи. Гудела на разные человеческие голоса тёплая ночь, из этого гула разлетались по округе сотни криков, команд, ругани, жалоб. Скрипели колёса станин, на которых стоят пушки. Совсем недалеко рассмеялись у костра янычары. Борзята поиграл желваками:

— Смейтесь, гады, смейтесь. Щас мы вас пощекочем.

Он говорил вполголоса, но мог и в полный — в таком шуме его никто не услышал бы. Но пронзительный крик чайки, казалось, пронесшейся над насыпью, казаки не пропустили. Это и был сигнал. Первым подскочил Космята. Три бесшумных прыжка, и следом подхватываются остальные казаки. Постовой даже не обернулся. В следующий момент он завалился ничком, получив огромный нож в спину. Выдернув клинок, Степанков, уже с товарищами, которые легко догнали его, кинулся вперёд, на костры.

Сопротивления как такового азовцы не почувствовали. Янычары лишь успевали вскочить, чтобы тут же упасть под саблей или с метательным ножом в шее. У дальнего костра турки умудрились схватиться за сабли, и там разгорелась стремительная сеча. Несколько десятков казаков молниями скользнули туда. Валуй и Борзята оказались среди них. Сотник налетел первым, враг встречал его на полусогнутых ногах, перекладывая саблю из руки в руку. Двуручник, плохо. Неожиданно удар прошёл впустую, Валуй с трудом удержался на ногах, и тут что-то горячее потекло по шее. Краем глаза или даже вовсе не глядя, он заметил движение сабли, тренированное тело отшатнулось, свист клинка разрезал воздух перед грудью. А враг уже перекинул саблю в левую руку, и тусклый клинок со свистом падал на шею. Он понял, что не успевает уклониться, рука сама выкинула саблю перед собой. Рядом мелькнула тень, развернулась, и в доли мгновения все закончилось. Это Борзята, покончив со своим, подсобил брату.

— Ох и рубака. — Валуй отёр пот, оказавшийся почему-то чересчур густым.

— Да у тебя кровь! — Брат отнял его руку. — Э, братка, ухо-то тебе почти отрезали.

Валуй прижал ухо ладонью:

— Ладно, то потом. Пошли дальше.

Борзята кивнул, и его ноги затопали чуть позади — решил присмотреть за старшим братом.

Пока казаки Лукина и Карпова дорезали последних у насыпи, бойцы сотни Порошина и черкасы кинулись дальше на старые позиции пушкарей, которые ещё не успели освободить от орудий. За ними уже нарастал топот копыт: стремительно приближались казаки из крепости. Придержав разгорячённую лошадь, Осип Петров окликнул Валуя:

— Осмотритесь хорошенько. Может, припасы найдёте. Насыпь надо взорвать! Арадов сейчас у вас будет. — Он оглянулся назад.

Заметив кого-то, показал рукой на Валуя и отпустил повод. Лошадь взвилась в галоп. Толпа казаков проскакала мимо сотни Лукина, туда, где отдыхали топчии и горел кострами огромный лагерь разноплеменных мужиков — помощников турок, которых они набрали по всем закоулкам завоёванного мира. Крики, гвалт уже доносились оттуда — первые сотни добрались до стана.

Казаки Лукина бросились по накатанной зигзагом дороге, уходящей на самый верх насыпи. Оттуда в панике прыгали мужики, бросая пушки на подъёме. Основные силы янычар уже полегли, оставшиеся отступали к вершине. Они толпились и толкались, отбиваясь от наседавших казаков. Пользуясь тем, что стоят выше, враги пытались навязывать казакам схватки на дороге, но те, разгорячённые боем, вошедшие в Раж, с видимой лёгкостью косили врага, словно сорную траву. Отступив на несколько шагов, янычары снова кидались вперёд, с отчаянностью и уже каким-то суеверным страхом. Они тоже были воинами и сдаваться без боя не умели. На смену упавшим тут же приходили другие.