Читаем Азов. За други своя полностью

Бойцы Лукина, большей частью рассредоточившись у подошвы насыпной горы, напористо добивали янычар, оставшихся внизу. Враги потихоньку заканчивались, во всяком случае, всё меньше и меньше их вылетало из темноты на казачьи сабли. В это время в битве на дороге завязла сотня Карпова. Освобождающиеся азовцы, заметив, что основные действия разворачиваются наверху, поспешили туда. Лукин, придерживая ухо, со своими тоже сорвался по утоптанной дороге.

На бегу скосив глаза, сотник углядел белгородских отроков и Василька с ними. Парни, блестя белками глаз в свете факелов, уверенно двигались тем же курсом. Лукину понравилось выражение их лиц — ни капли страха или сомнения. "Добрые хлопцы! — отметил Валуй. — Надо будет не забыть похвалить их, как вернёмся".

Осадные и лёгкие орудия скатывались назад, сшибались, разбиваясь, и с грохотом валились под насыпь. Казаки гуртами накидывались на тяжёлые пушки, которые ещё цеплялись колесами за дорогу и на раз-два сталкивали с обрыва. Отставших мужиков не жалели. Раз помогаете врагу, значит, и сами враги. Те и не рассчитывали на пощаду. Вероятно, им уже порассказали разных ужасов про казаков. Завидев станичников, они или валились наземь, закрывая головы руками, или бросались бежать. Первых били с одного удара насмерть, вторых легко догоняли верхние азовцы или встречали поднимающиеся — куда же они с дороги денутся? И тоже резали. Без зла, но и без сожаления. За спинами донцы не привыкли оставлять в живых неказачьи души.

Темнота густела, словно густые тополиные хлопья, покрашенные в чёрное, заполнили пространство, воздух пропитался затхлыми, сладковатыми запахами. Ручьи крови стекали по взрыхлённой сотнями ног земле, неприятно чавкало под сапогами. Томила Бобырев, есаул из сотни Карпова, бегом догнал Валуя. С силой ухватив за руку, остановил:

— Айда со мной, покажу, чего нашёл.

Валуй с сожалением проводил взглядом удалявшихся товарищей:

— Не подождёт? Карповцы же там, твои. Помочь надо.

— После поможете. Айда, говорю, со мной.

Больше не колеблясь, Валуй поспешил за Томилой.

Тот взял рысью, разгоняясь под откос. Сотник, цепляясь взглядом в темноте за силуэт Бобырева, свернул с дороги, и вскоре есаул остановился у груды небольших бочонков, об-тых металлическими обручами. Оба слегка запыхались, Томила шагнул вперёд, и отблески факела заиграли на блестящих боках и полосках.

Несколько десятков одинаковых посудин выстроились рядами в два уровня. Одна валялась разбитая, что-то серое, рассыпчатое вытекало из неё, словно песок.

— Что здесь?

Томила, осторожничая, отвёл в сторонку огонь:

— Зелье тут. Во скоко! — Он углядел залитую кровью шею. — А чего у тебя там?

Валуй проигнорировал вопрос:

— Где Арадов?

Но тот уже сам набегал из темноты:

— Здесь я, чего нашли?

Казаки расступились, пропуская его.

Арадов, небольшой, узкоплечий, нос с горбинкой, борода округлая, аккуратная, присел у разбитой бочки, охнул. Качнулась недоверчиво голова: "Неужели оно?" Лодочка ладони черпанула серой массы. Зашевелился крупный нос, вынюхивая.

— Порох! Ай да молодцы. — Он увидел Валуя. — Лукин! Хорошо, что здесь. Распределяй людей. Тут слух недалече, под насыпью который. Туда надо бочки затянуть. Сколько же их тут? — Арадов обвёл восхищённым взглядом хранилище пороха.

Валуй бегом рванул по холму вверх. Все казаки там, придётся гнать, может даже, насильно.

На дороге ещё звенели сабли. Янычары забили собственными телами проход наверх, и продвижение казаков приостановилось. Рыскари, прослышав о найденном порохе, тоже особо не наседали. Сейчас, главное, сохранить позиции. А шею подставить ещё успеется.

Яростная ночь разгоралась. Вдалеке метались крохотные на таком расстоянии огни костров, там затихал шум битвы, похоже, основные силы начали отходить. Четыре десятка казаков, которые Валуй привёл, а кого-то и притолкал сверху, заканчивали переносить двадцать восемь бочек с зельем в глубокий лаз. Арадов возился со шнурами, пропитанными земляным маслом.

Наконец, из ночной глубины, словно из морской непроглядной, начали выныривать и другие казаки, довольные, обвешанные оружием, словно тягловые лошади. Осип и Валуй, тихо переговариваясь, поглядывали в темноту. Оттуда вот-вот должны были подойти последние азовцы, остававшиеся прикрывать. Ждать долго не пришлось, топот копыт, долетевший со стороны костров, известил об их прибытии. Десятка два рыскателей выскочили из ночи. Лошади их блестели в свете факелов потными боками, сами казаки выглядели сосредоточенными. Про себя Валуй удивился: надо же, как чисто сработали, похоже, и без потерь и без погони. Во всяком случае, на плечах никто не сидел.

— Все целы? — Осип не сдерживал голоса.

— Все, не меньжуйся, атаман.

— Видать, турок-то не шибко за вами торопился. Жить все хотят.

Спрыгнув с коня, Наум Васильев отрезал уверенно:

— Не пошли они за нами. И не надо.

— Иванов что-то не вижу? Подкову с друзьями. Они же с тобой ходили?

— Ага. Где-то отбились, видать. Эти не пропадут, по всему, что-то интересное нашли. Подождём?

— Мы останемся. — Кто-то из казаков придержал коня.

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги

Заморская Русь
Заморская Русь

Книга эта среди многочисленных изданий стоит особняком. По широте охвата, по объему тщательно отобранного материала, по живости изложения и наглядности картин роман не имеет аналогов в постперестроечной сибирской литературе. Автор щедро разворачивает перед читателем историческое полотно: освоение русскими первопроходцами неизведанных земель на окраинах Иркутской губернии, к востоку от Камчатки. Это огромная территория, протяженностью в несколько тысяч километров, дикая и неприступная, словно затаившаяся, сберегающая свои богатства до срока. Тысячи, миллионы лет лежали богатства под спудом, и вот срок пришел! Как по мановению волшебной палочки двинулись народы в неизведанные земли, навстречу новой жизни, навстречу своей судьбе. Чудилось — там, за океаном, где всходит из вод морских солнце, ждет их необыкновенная жизнь. Двигались обозами по распутице, шли таежными тропами, качались на волнах морских, чтобы ступить на неприветливую, угрюмую землю, твердо стать на этой земле и навсегда остаться на ней.

Олег Васильевич Слободчиков

Роман, повесть / Историческая литература / Документальное
Битая карта
Битая карта

Инспектор Ребус снова в Эдинбурге — расследует кражу антикварных книг и дело об утопленнице. Обычные полицейские будни. Во время дежурного рейда на хорошо законспирированный бордель полиция «накрывает» Грегора Джека — молодого, перспективного и во всех отношениях образцового члена парламента, да еще женатого на красавице из высшего общества. Самое неприятное, что репортеры уже тут как тут, будто знали… Но зачем кому-то подставлять Грегора Джека? И куда так некстати подевалась его жена? Она как в воду канула. Скандал, скандал. По-видимому, кому-то очень нужно лишить Джека всего, чего он годами добивался, одну за другой побить все его карты. Но, может быть, популярный парламентарий и правда совсем не тот, кем кажется? Инспектор Ребус должен поскорее разобраться в этом щекотливом деле. Он и разберется, а заодно найдет украденные книги.

Ариф Васильевич Сапаров , Иэн Рэнкин

Триллер / Роман, повесть / Полицейские детективы / Детективы
Грозовое лето
Грозовое лето

Роман «Грозовое лето» известного башкирского писателя Яныбая Хамматова является самостоятельным произведением, но в то же время связан общими героями с его романами «Золото собирается крупицами» и «Акман-токман» (1970, 1973). В них рассказывается, как зрели в башкирском народе ростки революционного сознания, в каких невероятно тяжелых условиях проходила там социалистическая революция.Эти произведения в 1974 году удостоены премии на Всесоюзном конкурсе, проводимом ВЦСПС и Союзом писателей СССР на лучшее произведение художественной прозы о рабочем классе.В романе «Грозовое лето» показаны события в Башкирии после победы Великой Октябрьской социалистической революции. Революция победила, но враги не сложили оружия. Однако идеи Советской власти, стремление к новой жизни все больше и больше овладевают широкими массами трудящихся.

Яныбай Хамматович Хамматов

Роман, повесть