Азов. За други своя

— Я вам останусь! Нельзя задерживаться. Турки вот-вот очухаются. Уходим! — Наум толкнул Пахома Лешика:

— Сигнал к отходу.

Джаниец приложил ладошки к губам, и над ночным придоньем разнёсся визгливый крик чайки. Почти тут же поверху насыпи глухо застучали десятки сапог, и к её подножию выскочили первые отступающие бойцы под предводительством Карпова. Не задерживаясь, они миновали атамана с товарищами и скрылись в густой тени насыпи. Валуй погнал следом и своих.

Уже когда закрывались ворота, в спину толкнул громоподобный раскат. Последний привет от скрывшихся казаков.

Насыпь словно подпрыгнула, взрыв огромной мощи раскидал её подножие, и тонны земли потекли в разные стороны, превращаясь в широкий, но низкий осыпающийся холм.

Глава 16

Губанув набегающего янычара, Иван Подкова подобрал упавшую саблю, взгляд скользнул по дальним кострам, которые то и дело закрывали темные фигуры своих и турок. Рядом ещё Иваны, вся троица в сборе. Замерли, оглядываясь. Враги бились вразнобой, организовать твердую оборону у них пока не получалось. "Нехай и дальше так". — Подкова хмыкнул. Лошадь он потерял ещё в первые моменты схватки, шальная пуля, прилетевшая из темноты, уложила животное наповал. Пришлось на ногах махаться саблей. Впрочем, Иван не унывал, в любом положении для умелого бойца есть свои выгоды. Товарищи, прислушиваясь, тоже спешились. Назад никто не торопился. Ночь впереди, если что, завсегда через слух уберутся. А что от своих отбились, так то не страшно. Ежли что, можно и за татар выдаться, в потёмках вряд ли враз угадают. А там уж кого вперёд кривая вывезет.

Из темноты выпал, словно призрак, здоровый татарин на коне. Даже топота копыт не услышали — так забито придонье звоном сабель, воплями погибающих людей, ржаньем лошадей, редкими выстрелами, мелькающими светлячками в ночи. Подкова подсел под жеребца, и пока враг соображал, куца подевался казак, сабля резко вылетела снизу вверх, угодив в живот татарину. Тот охнул, и на землю глухо плюхнулось тело. Он ещё жил, темноту пробивали два яростных зрачка, словно острия стрел, нацеленные в лицо Ивана. Придерживая лошадей в поводу, приблизились друзья. Встали молчком. Утка оглядывался, видно, не хотел больше подарочков из темноты вроде такого.

Босой равнодушно посматривал на раненого. Вытащив нож, Подкова присел рядом:

— Ну, чего? Может, исповедаться желаешь?

Хрипло дыша, татарин выдавил:

— Не убивай, пожалуйста…

— А зачем ты мне такой, полудохлый?

— Тут недалеко шатёр нашего хана, я тебе скажу куда идти.

Иван задумчиво обвёл лезвием кадык татарина:

— Ну, говори. Я подумаю.

Татарин из последних сил приподнялся на локте, прижимая вторую руку к ране:

— Вон, видишь, в стороне немного костёр.

— Где, там их полно?

— Ну, вон, на отшибе как бы…

Иван прищурился, пытаясь выглядеть нужный огонёк:

— Вроде вижу какой-то. Это в той стороне?

— Ну да, он. Так вот, шатёр это Бегадыр Гирея. У него много добра там есть. Если ты с товарищами… — Он не договорил, хрип вырвался изо рта вместе с кровью, локоть его подломился. Подкова выдернул нож из бока, и его голомля ширкнула по ткани халата, оставляя на ней кровь владельца одежды.

— Мне ваше добро без надобности, а вот самого Бегадыра на ножичек посадить — то дело славное, правда, казаки? — Поправив ножны, он поднялся, оглядываясь.

Утка щурился в сторону дальнего костра:

— А почему бы и нет.

— Я завсегда согласный, ежели татарве кровь пустить. — Босой проверил пистолет на поясе, не вывалился ли. Нет, на месте.

— Можно рискнуть. — Подкова ещё сомневался. Опасно, можно на сабли напороться. Пока вошкались с татарином, казаки с Осипом во главе углубились во вражеский лагерь, и теперь шум сечи слышался немного впереди и слева. Рядом же никого: ни своих, ни чужих. "А этот огонёк у шатра хана совсем недалеко. С полверсты. Если по-быстрому, то до света успеем. Тем более лошадь татарская под рукой. — Потеряв хозяина, она так и стояла рядом, не пытаясь убежать. — А ворота закроют — не беда, вход в подкоп знаем, доберёмся". Подкова ещё раз оглянулся, а рука уже ловила провисший повод.

— Айда, братцы. Ночь нам подсобит.

Ночь густела, но кочки и ямы виделись неплохо. Татарская кобыла, почувствовав крепкую руку, рысила ровно, каким-то чудом умудряясь миновать неровности. Следом ровно шли кобылы друзей. Первый догорающий костёр обошли полукругом, но, оказалось, напрасно осторожничали — там никого не было. У второго кто-то шебуршил, приседая. Утка рукой остановил товарищей. Прыжок, и он на земле. Пару шагов на цыпочках, и уже за спиной у вражины. Что там у него?

Татарин ковырялся в котомке, похоже, чужой. Решил под шумок слямзить у соседа? Нож вошёл в шею сзади с лёгким хрустом — острие попало в позвонок. Привычно, обтерев голомлю, махнул рукой: дальше ногами, от лошадей только шум. Нож больше не прятал.