Читаем Азов. За други своя полностью

Пятки Кривоноса замерли. Остановился и Герасим. Спят голубчики. Тихо в лагере. А мандраж уже бьёт, подеруха[53] охватила, словно замёрз. Хотя, какое тут замёрз, капли пота по лицу сбегают, будто умылся. Терпи, казак, на тебя мужики смотрят. Может, кто со временем тоже в казачий уклад захочет перейти. Джанийцы таким рады будут, шибко уж мало кубанцев осталось. Частью побили народ, где сами вымерли, когда несколько лет назад мор по землям прошёл. Но вот захотят ли? То ещё вопрос. Герасим знает, без земли мужику не прожить. Ну, многим из них. Большинство как думает: "отвоюю — и амба". Домой, к пашне. И хорошо бы не пустым вернуться. Дом-то разорён, с нуля начинать придётся. И для этого тоже они здесь. Хабар[54]все уважают, и просто так от него никакой что мужик, что казак не откажутся.

До затухающего костра десятка два сажень, причём не косых. Рядом, в общем. По всему пространству, насколько проникает взгляд, разбросаны шишаки спящих тел. Татары похрапывают, а у чуть отсвечивающих угольков часовой дремлет. Нам туда. Сердце, и так бьющееся на износ, застучало пуще. Герасим скосил глаза: Сусар рядом, ещё чуть-чуть и обгонит. "Ну нет, поперёк батьки не дело соваться". — Старший Панков ускорился.

Через пяток сажень он догнал Петро Кривоноса. Тот замедлился. В руке пластуна появился нож. "Действуем тихо. Как шум пойдёт, сразу уходим. Передай своим". Герасим повернулся всем телом. Но повторять не пришлось, сын услышал, и уже шептал кому-то. Команда побежала по рядку замерших мужиков.

Герасим тоже извлёк нож. Сусар уже тянется лезвием вперёд, в другой руке — шерстопер. Не удобно сейчас с ним, да куда его денешь? У Петра на спине лук и тул[55] со стрелами. И ничё, ползёт. Ещё и не догонишь. У Герасима сабля, перекинутая на спину, мешается. Ну да это сейчас неловко с ней. А через минуту, глядишь, радоваться будешь, что она у тебя под рукой.

Петро снова замирает, поджидая остальных. Герасим поправил шапку, плечо потянулось ко лбу, пот вытереть. Постепенно все собрались позади. Ждут команды. Пластун обернулся к Панкову. Мол, ну чё, командуй. Я вас привёл. Герасим враз сообразил. Он же командир, Кривонос не хочет его авторитет замыливать. Умный, казачина.

Обернувшись, Герасим махнул рукой в сторону спящего лагеря и сам первый пополз к часовому. Но когда до него оставалось совсем немного, Петро ужом проскользнул мимо. Показалось, тень всплыла у дежурного за спиной, короткое движение, и тот завалился набок. И ни одного звука. "Ну, мастер. — Герасим восхитился пластуном, с удовлетворением принимая его помощь.

Всё верно не до тонкостей. Сейчас главное — дело не загубить. Самое трудное пластун взял на себя. А уже теперь пришла пора и его мужичкам покуролесить.

По-прежнему вокруг тишина, но уже перебивают её лёгкие, еле слышные шаги рыскарей. Герасим подкрался к ближайшему татарину, спящему, укрытому с головой одёжкой. Спина, вот она. Как учил Петро, нож под лопатку, а рука нащупала распахнутый в немом крике рот. Хрип чуть слышный, ну и его не надо. Тело выгнулось дугой, чуть подождать. Так, успокоился. А вот и следующий. Этот задрал голову, рот распахнут, будто сам приглашает по горлу ножиком. Так и сделал. А кровищи-то! Будто тёлку прирезал. От сладковатого запаха юшки, растекающейся лужей, чуть закружилась голова. "Ничего, справимся!" В этот момент на том конце лагеря оглушительно грохнул пистолетный выстрел.

Ну всё, конец вылазки. Мужики замедлились, оглядываясь. Сердце, показалось, колошматилось о грудную клетку, что молоток по гвоздям. Татары вскакивали, суматошно переговариваясь. Крики, суета, враги ещё не поняли, что происходит. Кто-то растерянно спросил неподалёку: "Османы, что ли?"

Голос Сусара прозвучал как-то неожиданно спокойно:

— Ну, османы, и чё?

Хрип, топот ног. Герасим, рванул назад, по собственным следам. Уходить надо к башне, к ней татары боятся приближаться. Перемахнуть груду кирпича, когда-то бывшей стеной, и всё, они у своих. Свои прикроют.

Но где-то они ошиблись. С ужасом Герасим разглядел густые силуэты, устремившиеся наперерез. Они успевали отрезать мужиков от стены, а вот Герасим со своими явно опаздывал. И тогда он резко свернул в сторону едва различимой в тёмном небе Калачинской башни. В татарский тыл, только туда. Там искать не будут. Позади глухо топали мужики. Сусар рядом, это хорошо. А вот Петро, как назло, куда-то запропастился.

А молодцы мужики, ни одного вопроса. Только сын недоумённо заглянул сбоку, но тоже молчок. Пока темнота помогала рыскарям. Там, куда они собирались бежать первым делом, нарастал шум, мелькали тени, пестрили факела. Кстати попался на пути крохотный островок зарослей, невысокий, по пояс, из молодых тонкоствольных кустиков. Его уже почти весь вырубили, во всяком случае, ноги через каждый шаг цеплялись за свежие пеньки. Дружно скомандовав пригнуться, Герасим первым нырнул в спасительные кушири. Мужики дружно последовали за ним. И задачу свою рощица выполнила, как и предполагал. На какое-то время закрыла их от преследователей.

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги

Заморская Русь
Заморская Русь

Книга эта среди многочисленных изданий стоит особняком. По широте охвата, по объему тщательно отобранного материала, по живости изложения и наглядности картин роман не имеет аналогов в постперестроечной сибирской литературе. Автор щедро разворачивает перед читателем историческое полотно: освоение русскими первопроходцами неизведанных земель на окраинах Иркутской губернии, к востоку от Камчатки. Это огромная территория, протяженностью в несколько тысяч километров, дикая и неприступная, словно затаившаяся, сберегающая свои богатства до срока. Тысячи, миллионы лет лежали богатства под спудом, и вот срок пришел! Как по мановению волшебной палочки двинулись народы в неизведанные земли, навстречу новой жизни, навстречу своей судьбе. Чудилось — там, за океаном, где всходит из вод морских солнце, ждет их необыкновенная жизнь. Двигались обозами по распутице, шли таежными тропами, качались на волнах морских, чтобы ступить на неприветливую, угрюмую землю, твердо стать на этой земле и навсегда остаться на ней.

Олег Васильевич Слободчиков

Роман, повесть / Историческая литература / Документальное
Битая карта
Битая карта

Инспектор Ребус снова в Эдинбурге — расследует кражу антикварных книг и дело об утопленнице. Обычные полицейские будни. Во время дежурного рейда на хорошо законспирированный бордель полиция «накрывает» Грегора Джека — молодого, перспективного и во всех отношениях образцового члена парламента, да еще женатого на красавице из высшего общества. Самое неприятное, что репортеры уже тут как тут, будто знали… Но зачем кому-то подставлять Грегора Джека? И куда так некстати подевалась его жена? Она как в воду канула. Скандал, скандал. По-видимому, кому-то очень нужно лишить Джека всего, чего он годами добивался, одну за другой побить все его карты. Но, может быть, популярный парламентарий и правда совсем не тот, кем кажется? Инспектор Ребус должен поскорее разобраться в этом щекотливом деле. Он и разберется, а заодно найдет украденные книги.

Ариф Васильевич Сапаров , Иэн Рэнкин

Триллер / Роман, повесть / Полицейские детективы / Детективы
Грозовое лето
Грозовое лето

Роман «Грозовое лето» известного башкирского писателя Яныбая Хамматова является самостоятельным произведением, но в то же время связан общими героями с его романами «Золото собирается крупицами» и «Акман-токман» (1970, 1973). В них рассказывается, как зрели в башкирском народе ростки революционного сознания, в каких невероятно тяжелых условиях проходила там социалистическая революция.Эти произведения в 1974 году удостоены премии на Всесоюзном конкурсе, проводимом ВЦСПС и Союзом писателей СССР на лучшее произведение художественной прозы о рабочем классе.В романе «Грозовое лето» показаны события в Башкирии после победы Великой Октябрьской социалистической революции. Революция победила, но враги не сложили оружия. Однако идеи Советской власти, стремление к новой жизни все больше и больше овладевают широкими массами трудящихся.

Яныбай Хамматович Хамматов

Роман, повесть