Б.Б. и др.

Второе большое событие, отдававшее тем же экзистенциальным духом голого человека на голой земле, продолжалось год и было обнародовано, только когда кончилось. Трех людей посадили в капсулу размером со стандартную квартиру в новостройке, полностью изолированную от внешнего мира, никаких окон, никаких звуков. Электричество оставили. Снабдили некоторым запасом еды, но главный упор сделали на самообеспечение. Какие-то грядки и аквариумы со съедобными растениями, какие-то грибы под полом. Самое изобретательное — рекуперация воды: перегонкой их собственной мочи. Эксперимент назывался «имитация условий долговременного пребывания в космосе в крайних обстоятельствах». Женам сказали, что Байконур, секретный сбор перед полетом. Через скрытые в потолке окуляры наблюдали, справляются ли, адекватно ли поведение. Пропагандистский расчет был на противопоставление серьезной подготовки к жизни в околоземном и более отдаленном пространстве американскому шоу с высадкой на Луне — про которую девять из десяти советских граждан были уверены, что поставлена в Голливуде. Сообщение об опыте появилось в нескольких центральных газетах одновременно, но сенсации не произвело — может быть, потому, что почти вся страна жила похоже, только похуже. Через неделю от одного из «клаустронав-тов» ушла жена, сказав, что не хочет жить с человеком, пившим свою мочу.

Между прочим, тот самый Сеня Шляпентохс Камчатки, отважный малый, который, по его словам, лазал в мрачные бездны земли, погружался в пучины моря и делал на острие шпиля петропавловской крепости, когда с нее был снят для реставрации ангел, стойку на руках, однажды пришел к Найману невероятно таинственный и то порывался что-то открыть, то запрещал себе, пока наконец не рассказал, выведя Наймана на улицу, что его в скором времени посылают на Луну. Что все испытания пройдены, под водой он просидел без дыхания четыре минуты, в самолете в невесомости плавал на сорок секунд больше положенного, потому что пилот не мог выйти из пике, в центрифуге очень тошнило, но удалось сдержаться, и, в общем, пока, не поминай лихом. Найман напрягся, ища доводы для опровержения, и нашел неотразимый — что нельзя себе представить номер газеты «Правда» с сообщением ЦК и правительства о запуске на Луну космонавта Шляпентоха и Сенину фотографию с еврейским носом… Но я вас, Андрей, перебил. Рассказывайте.

Сходятся в одно историческое время, а именно в ваше, в одном кругу, а именно бывших молодых людей с запросами, три небывалых себялюбца. Дикий поэт Валерий Шварц, дикий математик то ли Коноплян-ский, то ли Потоплянский, не помню, и дикий Б.Б. Некто Шахматов, который с кем из них учился, с кем гулял, с кем подторговывал, в общем, одна компания, делает порядочные деньги — на антиквариате. Самый большой его интерес и удовольствие, почти наслаждение, было узнавать, а лучше бы наблюдать, как люди обделываются. Разницу между тем, как человек выглядит и что есть на самом деле, он понимал исключительно как что на самом деле всегда гаже, чем выглядит. И если подтверждение не приходило само, он старался подстроить обстоятельства так, чтобы низость подопытных не могла не проявиться. Он потом разбогател по-настоящему, на каких-то полезных ископаемых, но это другая история, ординарная и скучная.

Он предлагает этой троице по тысяче рублей за проживание на заброшенной дачке в течение месяца втроем, при условии, что дачка будет заперта, даже забита извне, а в трех холодильниках, открывающихся каждый своим ключом, будет оставлено по десятидневному рациону на одного. В случае «нарушения правил», как объявил Шахматов, и пояснил: «то есть каким-то образом освобождения до срока — или смерти, увы, увы» — такую он с юности культивировал эпатирующую манеру разговаривать — любого участника двое оставшихся делят его вознаграждение между собой. Остается один — забирает все. Шварц согласился сразу, математик через полминуты, Б.Б. сказал: три тысячи. Средняя месячная зарплата крутилась тогда вокруг ста рублей. Шахматов предложил две, Б.Б. ответил: тогда четыре. Шахматов выложил по три — разделил по трем шкатулкам, запиравшимся на такие же, как у холодильников, замки, и вручил вместе с ключами соревнователям.

Шварц из всего услышал только тысячу рублей и нетерпеливо ждал, когда тот кончит, чтобы быстро сказать «да». Математик был болезненно любопытен и при этом один из всех честолюбец, он просто мгновенно все рассчитал, задачка показалась ему нетрудной. Б.Б. так же просто знал, что через месяц получит минимум три, максимум девять тысяч. Он взял с собой рюкзак книг, чтобы за месяц подготовить монографию об — испанской? французской? — поэзии от Средневековья до современной и имел в виду сколько-то использовать Шварца для перевода стихов стихами. Шварц захватил Музиля, которого не читал, хотя и говорил, что читал еще в школе по-австрийски. У математика все было в уме. Откуда-то взялся священнослужитель, общий знакомый, и отслужил недолгий деликатный молебен «о тридцатидневном странствовании в пустыне».