Бааль Шем-Тов. Личность. Чудеса. Легенды. Учение хасидизма

«Первый — это люди, ведущие согласно законам природы, в которых проявляется имя Творца Элогим. Гиматрия этого Имени совпадает с гиматрией слова „а-тева“, „природа“. Второй тип — это люди, чьи поступки выше законов природы. О них сказано (Шмуэль 2, 23:3): „Праведник властвует над страхом Б-га“ — если так можно выразиться, праведник отменяет постановления Небесного суда, подобно праведнику Йосефу. И сказано: „…один к другому приближены“ (Иов, 41:8), то есть когда люди этих двух типов сходятся друг в друге, устанавливается единство, ибо один из них становится престолом для другого, как я слышал неоднократно из уст моего учителя (Бааль-Шем-Това). Один из них становится „престолом“ и „одеянием“ для другого, возвышающегося над законами природы, но чьи потребности удовлетворяются теми, кто живет в соответствии с этими законами. Именно так один из них становится престолом для другого. И когда „один к другому приближены“, все становится единым»[198].

Так были заложены основы взгляда хасидизма на неразрывность связи между цадиком, ребе и его хасидами.

Думается, теперь читатель понял и то, почему Бешт придавал такое внимание исполнение заповеди «услужения мудрецам». Агнон приводит три истории о проявлении Бештом почтения к выдающемуся знатоку Торы, и обе относятся к величайшему галахическому авторитету Александру-Сендеру Шору (1673–1737). Главный его труд «Твуот Шор» был издан в 1733 году. Как видно из вышеприведенных дат, действие обеих историй происходило вскоре после «раскрытия» Бешта, еще до поселения его в Меджибоже.

Вот эти истории:

«Однажды задал Бешт вопрос Небесам, кто самый большой мудрец в поколении, дабы услужить этому человеку; ответили ему: „Гаон Шор, сочинитель книги Твуот Шор, — вот самый большой мудрец в этом поколении“. Поехал к нему Бешт и зашел в его спальню, когда автор Твуот Шор стоял в своей кровати и не было у него воды для омовения рук. Подал ему Бешт воды для омовения рук и тотчас уехал оттуда и боле никогда не появлялся перед ним.

(Тольдот ѓа-нифлаот, 49)

…Однажды почувствовал Бешт, что все еще недостаточно исполнял заповедь услужения мудрецам. Поехал к автору Твуот Шор. В это время вошел автор Твуот Шор в бейт мидраш, а черенок его трубки [был зажат] у него в руке. Лучинки же раскурить трубку не было у него. Бешт дал ему огонька и тотчас поехал домой, ибо счел, что уже услужил мудрецу»[199].

Теперь, когда у читателя возникло некое общее представление о философии Бешта, самое время остановиться на некоторых ее деталях. При этом автор попытается по возможности избегать кабалистических терминов, понимая, что их значение непонятно для широкого читателя.

* * *

Высшую цель в жизни каждого человека, и ли, по меньшей мере, каждого еврея для Бешта, как уже было сказано, заключалась в постижении и «прилеплении» («приникновении», «двейкуте») к Творцу. Сам человек для Бешта был подобен лестнице Яакова, стоящей на земле, но уходящей своей вершиной в Небеса: дела человеческие приземлены, а вот мыслями он может устремиться в запредельные дали, к Всевышнему. И потому он должен стремиться к тому, чтобы каждый его поступок был осмысленным, чтобы действия и мысли соединялись, и тогда возникает единство материальных и духовных сторон жизни, и человек уподобляется в полном смысле лестнице Яакова, по которой то спускаются, то поднимаются ангелы.

Одним из главных путей достижения «двейкута» является исполнение 613 заповедей Торы — они и даны для того, чтобы «чтобы человек мог приникнуть к Нему, благословенному, и возлюбить Его»[200]. Но, разумеется, это возможно лишь в случае, когда человек исполняет заповеди не механически, а «с совершенной верой, приникновением к Творцу и наслаждением». В этом случае, как в капле воды заключен весь состав океана, в одной заповеди объединяются все 613 заповедей. Далее Бешт утверждал, что выполнение одной заповеди неминуемо влечет за собой другую заповедь. Само слово «мицва» — «заповедь» — указывал он, является однокоренным со словом «цавта» (связка, соединение), то есть указывает на то, что заповеди — это путь «связки», «двейкута» с Творцом.

Вообще, буквам святого языка, то есть иврита Бешт, как и любой кабалист, придавал огромное значение. В самой форме букв ивритского алфавита он видел отражение их духовной сущности, тех или иных кабалистических сфирот. Соответственно, и каждое слово, каждая мысль, сложенная из этих букв, имеет свою духовную сущность; да и название каждой вещи в мире тоже имеет духовную сущность, и именно эта сущность, а не материальная оболочка определяет назначение этой вещи, дают ей «жизненную силу».

В форме ивритских букв для Бешта заключались величайшие тайны. Так, буква «א» символизировал для него первоначальный Божественный свет, который постепенно «скрывается», меркнет по мере спуска в нижние миры. А вот, к примеру, буква «ל» намекает своей формой на тот особый свет, который нисходит к тем, кто изучает Тору.