Этот всеобъемлющий пантеизм проявился и в высказывании Бешта о том, что «Шхина включает в себя все миры — это и мир неживой природы, растительный и животный мир, и мир человека — и все творения, как хорошие, так и дурные, являя собой истинное единство»[191]
.А если «Б-г во всем» и «Б-г есть все», то в этом мире все является проявлением Его воли, а потому нет и не может быть ничего случайного — ни одной мелочи! На этой основе Бешт развил учение Аризаля о «ницуцим» — «искрах Божьих», которые в той или иной степени присутствуют во всем — в различных явлениях неживой природы, в высших и низших животных и, само собой, в каждом человеке.
«Всякий, — говорит он, — должен быть убежден, что все сущее в мире полно Творцом, и все совершаемое по затеям человеческим, не исключая самых ничтожных событий, есть в сущности мысль Божия… Пусть человек знает, что, когда он смотрит на материальные вещи, он в сущности всматривается в лик Господа, в вещах присутствующего, и, имея сие в помыслах, человек постоянно, даже в мелочах, может служить Б-гу», — говорил Бешт.
Отсюда, соответственно, вытекает и принцип взаимосвязанности и взаимовлияния всего сущего во Вселенной. И не только зависимость каждого отдельного человека от Всевышнего и происходящего во всех высших мирах, но и способность человека влиять своими помыслами и поступками на высшие миры и самого Творца.
Праведные мысли, слова и поступки, таким образом, привносят гармонию в мироздание и усиливают ее, в то время как неправедные и греховные, наоборот, разрушают ее, вносят дисгармонию, и ее восстановление, возвращение системы мира в изначально гармоничное состояние, ее исправление «тикун» в свою очередь, порождают соответствующие последствия и для человека, и для мира. Аналогии этого фундаментального постулата учения Бешта при желании можно увидеть в «эффекте бабочки» из знаменитого рассказа Брэдбери или в тех скачках энергии, которыми сопровождается перескок электрона с одного уровня на другой и возвращения атома из возбуждённого первоначального состояния. То есть в итоге этот принцип и в самом деле приводит нас к самим фундаментальным началам мироздания.
Да, для большинства людей, пояснял Бешт в одной из своих притч, такая картина единства мироздания остается сокрытой, подобно тому, как для глухого скрыт мир звуков, а для слепого — существования света, но, как уже говорилось, путем определенных духовных практик человек может открыть ее для себя, и каждому доступен простейшее и вместе с тем необычайно эффективное орудие влияние на Творца и через него — на все происходящее в сотворенном Им мире — молитва.
Однако для того, чтобы превратиться из обычной металлической пластины в пронзающий завесу миров меч и дойти до самого Престола Его Славы, молитва должна быть глубоко искренней, идти из самых глубин человеческой души, а не превращаться в механическое проборматывание заученных слов, смысл которых либо не понятен молящемуся, либо остается вне его сознания. Такая молитва, представляющая собой восторженный и одновременно трепетный порыв к Б-гу, в итоге приводит к «двейкуту» — воссоединению, «прилеплению» души к Творцу, и в этом состоянии человек, с одной стороны, обретает способность отделять истинные ценности от ложных и отдаляется от «пути греха», а с другой — утрачивает чувство страха перед любыми опасностями и жизненными невзгодами.
В самом деле, если все в мире является лишь проявлением Б-га, то бояться нужно именно Б-га и только Б-га, и тогда начинаешь понимать, что при истинной Б-гобоязненности все остальное носит иллюзорный характер.
Представление о силе искренней молитве, о необходимости постоянно ощущать связь с Творцом, видеть во всем проявление Его воли и любить Его так, как предписано в главной еврейской молитве «Шма, Исраэль» — «всем сердцем, всей душой и всем достоянием своим» многое меняло и в мироощущении и поведении человека, который начинал следовать этим принципам Бешта.
Такое представление ставило силу молитвы выше скрупулезного изучения религиозных манускриптов, поскольку постижением сердцем, согласно Бешту предпочтительнее постижения разумом. Оно меняло и отношение к простому еврею: если тот в силе молитвы ничем не уступал ученому талмудисту, то у последнего не было перед таким евреем никакого преимущества. Более того: если простой еврей в силе молитвы превосходил талмудиста, то стоял на куда более высокой духовной ступени, чем последний.
Так обосновывался великий принцип хасидизма о равенстве всех евреев перед Б-гом и того, что простой человек с искренней верой и любовью к Творцу куда ближе и дороже Ему, чем отгородившийся от мира и забот о ближнем ученый-талмудист, которому, по ироничному замечанию Бешта, из-за столь сильной погруженности в учение порой «некогда подумать о Б-ге».
Из этого принципа, в свою очередь, проистекает и принцип, завещанный Бешту его отцом р. Элиэзером: «…и люби каждого еврея таким, каким он есть» — «агават Исраэль», любовь ко всему народу Израиля.