Бабье лето

— Маленький человечек с седыми волосами, который сидел возле среднего окна и часто вставал, — продолжал Роланд, — владелец Хасберга. Его отец, купивший это имение, предназначал его другому, младшему сыну, поскольку к старшему переходило по наследству родовое имение Вайсбах. Однако младший сын и отец умерли, и старшему достались и Вайсбах, и Хасберг. Передав через некоторое время родовое имение сыну, он удалился в Хасберг. Он из тех, кто всегда что-то придумывает и строит. В Вайсбахе он уже много настроил. В Хасберге он завел образцовое хозяйство, улучшил плодородие полей и лугов, красиво огородил их живыми изгородями, завел отборный скот, развел на защищенных местах хмель, и хмелеводство, распространившись среди соседей, стало источником их благосостояния. Он отгородил плотиной луга в пойме реки Рит, укрепил стенками берега Мельничного ручья, построил мочильню для льна, выстроил новые хлевы, амбары, сушильни, мосты, дорожки, беседки и все время перестраивает замок внутри. В течение всего дня он наблюдает за работами и отдает распоряжения, ночами рисует и чертит, и если где-нибудь в округе держат совет насчет прокладки дороги, составления какой-нибудь сметы или какой-нибудь постройки, всегда зовут его, и он с готовностью отправляется в путь за собственный счет. Даже в правительстве края его слово имеет вес. Дама в пепельно-сером платье — его супруга, а те две девушки, что недавно вместе с Наталией подходили к дубам, — его дочки. Жена и дочери уговаривают его поменьше хлопотать, ведь он уже стар, а он говорит: «Это последняя моя постройка». Но думаю, что какой-нибудь план какого-нибудь строительства он будет составлять и на своем смертном одре. Наш друг высокого мнения о нем в этих делах.

Свернув за куст и подходя к стоящим у стены плюща дубам, мы снова увидели перед собой группу людей. Роланд, который был сегодня в ударе, сказал:

— Человек в изящном черном костюме, перед которым идет его супруга в коричневом платье, — барон фон Вахтен, чей сын тоже здесь, это тот человек среднего роста, что в гостиной так долго стоял возле углового окна, у этого молодого человека много приятных свойств, но он наведывается в Штерненхоф слишком часто, чтобы то можно было объяснить простой случайностью. Барон хорошо управляет своими владениями, у него нет особых пристрастий, он все содержит в надлежащем порядке и становится все богаче. Поскольку сын у него один, а дочерей нет, будущая супруга его сына будет женщиной очень уважаемой и очень богатой. Зимою эта семья часто живет в городе. Имения их лежат немного вразброс. Торндорф с прекрасными лугами и большим лесосадом, вы ведь, наверное, знаете.

— Знаю, — ответил я.

— В Рандеке у него есть разваливающийся замок, — продолжал Роланд, — с чудесными дверями шестнадцатого, наверное, века. Управляющий не хочет расставаться с дверями, и они постепенно разваливаются. Они зарисованы в наших альбомах и очень украсили бы покои, построенные и обставленные в стиле того времени. Даже на столы или другие вещи, если уж не удалось бы использовать их как двери, они куда как сгодились бы. В рандекской часовне, сильно развалившейся, я зарисовал также замечательные консоли. Летом барон живет большей частью в Вальштейне, довольно далеко в тех горах, откуда течет Эльм.

— Я знаю эту усадьбу, — отвечал я, — и в общем знаю эту семью.

— Фамилия вон того, с белоснежными волосами, — Зандунг, — продолжал Роланд, — он разводит племенных овец, а один из тех двоих, что идут рядом с ним, — владелец так называемого Горного дворца, Бергхофа, человек уважаемый, другой — ландегский окружной голова. Нет только ингхофских, а вообще-то здесь хорошо представлены окрестные жители. Разъезжая по своему пристрастию по округе, я делю их на группы по их пристрастиям, и по этим пристрастиям можно было бы нарисовать карту края, подобно тому как вы рисуете красками горы, чтобы показать разные породы камней.

Когда мы снова свернули вплотную к правой стороне плюща, к нам по одной из боковых дорожек вышла Матильда с госпожой фон Тильбург. Она остановилась перед нами и сказала мне:

— Вы не уделили моей фонтанной нимфе должного внимания. Вы чрезмерно предпочитаете статую на лестнице у нашего друга. Она того, конечно, заслуживает, однако присмотритесь получше к здешней и признайте, что и она хороша.

— Я это уже признал, — отвечал я, — и если мое ничтожное мнение что-то значит, то ее нельзя не одобрить.

— Мы все и так побываем в гроте, — сказала Матильда. С этими словами она вместе со своей спутницей пошла но главной дорожке к стене плюща, и мы последовали за ними. Остальные подошли с разных сторон, и мы направились к мраморной статуе у фонтана.

Одни вошли внутрь, другие толпились у входа, и предметом разговоров была статуя. Она тем временем пребывала в своей всегдашней позе, а вода струилась тихо и непрерывно. О скульптуре говорились лишь самые общие слова. Мне было странно видеть нарядных людей в разноцветной одежде стоящими перед чистым, белым, нежным мрамором. Роланд и я ничего не говорили.