После этого Екатерина приступила к условиям. Она просила мирно отпустить ее и перечислила щедрое отступное: ей – свободу, ему – 150 тысяч рублей единовременно плюс 100 тысяч на устройство нового хозяйства плюс 10 тысяч крепостных крестьян. За ним, конечно же, оставался подаренный ею Мраморный дворец в Петербурге, дома в Москве, дворец в Гатчине, серебряный сервиз и тому подобное. Думаю, к ее разочарованию, он смирился и отступное принял. Григорий согласился «все прошедшее предать совершенному забвению».
Отправив его в новую жизнь, она трогательно выбирала постельное белье для этой «новой жизни» и парадные сервизы. Прислуживать ему должны были те же придворные повара и слуги, она приказала оказывать ему прежнее почитание.
В Гатчине Орлову пришлось узнать последнюю сенсацию…
«Кто это придумал, заслуживает виселицы»
В отсутствие Григория Орлова, вопреки его советам, вопреки Англии и Франции, Россия окончательно договорилась с Австрией и Пруссией о разделе Польши. Как ни странно, к этому событию с одобрением отнесся… Вольтер!
Он сострил: «Один поляк – это любовь, два – грызня, а трое – это «польский вопрос». Он одобрял все, что делала «гениальная дочурка».
В августе 1772 года русские, австрийские и прусские войска одновременно вошли в Польшу и заняли области, которые значились за ними по соглашению «трех орлов». Посаженный Екатериной на трон безвластный Станислав Август Понятовский вынужден был признать грабеж собственной страны. Россия получила от соседа и давнего врага восточную часть белорусских земель и прибалтийские земли – почти 100 тысяч квадратных километров плюс 1 миллион 300 тысяч населения. Австрия забрала Галицию, Пруссия – Поморье и часть Великой Польши.
Насмешник Фридрих был искренен: «Я знаю, что у России много прав так поступать с Польшей, но нельзя сказать того же о нас с Австрией». Экс-канцлер Воронцов писал, что это был акт коварства – делить с немцами славянскую территорию.
Если прежде Россия мирно господствовала в Польше и покупала голоса в Сейме когда хотела и как хотела, то теперь, кроме территории, она обрела будущие восстания поляков и их ненависть… Григорий Орлов, сидя в Гатчине, так прокомментировал раздел Польши: «Кто это придумал, заслуживает виселицы».
Целый год Григорий Орлов прожил в Гатчине, в подаренном ему имении с великолепным дворцом. Наконец она разрешила «гатчинскому помещику» вернуться в Петербург.
Но Алексея Орлова она боялась куда больше и ему такого разрешения не давала. Она послала ему приказ в Ливорно, где стоял средиземноморский русский флот, – велела продолжать начальствовать над русским флотом в Средиземном море. По-прежнему никто в Империи не мог требовать у него отчета, кроме самой Императрицы. «Надеюсь, что пребывание ваше в Италии и впредь будет столь же приятным…» – в переводе на обычный язык это означало: «Мы по-прежнему высоко вас ценим, но… в Петербург ни ногой!»
Алексей Орлов жил в Италии, в своем роскошном дворце в Пизе, с любовницей – знаменитой красавицей итальянкой. Он сказочно богат, но… не имел права, которым обладало большинство обычных смертных, вернуться на родину.
Так она разобралась со всеми личными делами. Эпоха Орловых к 1772 году завершилась…
Новый фаворит Васильчиков был невысок, приятной наружности, но не более. И был он какой-то… жалкий, ни в какое сравнение не шел с великолепным красавцем Григорием. Так что все по-прежнему удивлялись ее неожиданному выбору. Но больше – самообладанию, даже коварству, с которыми она убрала из дворца предмет двенадцатилетней любви.
На самом деле все было иначе. Падение Орловых скрывало взрывоопасную ситуацию, которая грозила покончить с ее правлением на десятом году. Ей пришлось сделать выбор, и она сделала – Катенька пожертвовала женским счастьем ради процветания Императрицы Екатерины Второй.
Исчезнувший заговор
Михаил Александрович Фонвизин – племянник знаменитого русского драматурга Дениса Фонвизина, генерал, герой войны с Наполеоном, – за участие в заговоре декабристов был приговорен к каторжным работам. (Последовавшая за ним в Сибирь красавица жена считалась прообразом пушкинской Татьяны Лариной. И следовательно, «в сраженьях изувеченный» генерал, о котором писал великий поэт в «Евгении Онегине», и есть генерал Михаил Фонвизин.)
В 1833 году, уже на каторге, старый генерал Фонвизин, боясь, что каторжный труд вскоре убьет его, решил открыть сидевшим вместе с ним декабристам семейную тайну.
Дадим слово самому генералу Фонвизину…