Ей снова не удалось договорить – как только что Миша, Андрей Павлович, не став слушать ее, повесил трубку. Какое-то мгновение, с аппаратом в одной руке и трубкой в другой, Лида недвижно, с каменным лицом стояла в той позе, как ее застиг сигнал разъединения, затем медленно повернулась к журнальному столу, положила на телефон трубку и медленным осторожным движением поставила аппарат на свое обычное место.
За время, что она разговаривала по телефону, Виктор Витальевич оделся и ушел. В тот миг, когда Андрей Павлович прервал разговор, Лида услышала, как щелкнула замком, закрываясь, входная дверь. Между Ниной Елизаровной и Аней, едва дверь захлопнулась, тут же вспыхнул громкий, яростный спор. О чем именно они спорили, хотя разговор и шел на самой высокой ноте, до Лиды никак не доходило, пока они не появились в комнате.
– А зато я ее наказала, и она теперь будет знать! – достиг, наконец, ее слуха Анин голос.
– Нет, с нее как с гуся вода! – воскликнула Нина Елизаровна. – Тебя что, эта история ничему не научила?
– Не отдам я ей ее джинсы! Как прошлогодний снег она их у меня увидит.
Нина Елизаровна сорвалась в крик:
– Да тебя хоть что-нибудь в жизни, кроме тряпок, интересует? Хоть что-нибудь кроме?!
Лида не выдержала. Невозможно было слышать этот их базар.
– Мама! Прошу тебя! Ты все-таки старше… Вы сейчас стоите друг друга!
Нина Елизаровна метнула на старшую дочь гневный взгляд, но все же Лидины слова подействовали на нее.
– Может быть, – беря себя в руки, – проговорила она. Может быть… Но я мать, и я несу за нее ответственность… И я никогда не была такой, я не могу ее понять. Как можно без всякой цели? Я всегда, всю жизнь знала, что мне нужно. Всю жизнь, всегда я хотела быть самостоятельной. Ни в чем и ни от кого не зависимой, Чтобы никто и ничто не подавляло мою личность.
– И что она, твоя самостоятельность? – в Анином тоне не было прежней агрессивности, но зато он сделался обличающим. – Водить экскурсии по музею? «Посмотрите сюда, посмотрите туда, обратите внимание на то…» Все! Стоила овчинка выделки.
Нина Елизаровна решила не реагировать на Анин выпад.
– А ты почему, собственно, не собираешься? – обратилась она к Лиде. – Тебе ведь уже выходить скоро.
– Я не еду, – сказала Лида.
– Ничего не понимаю. Почему?
– Да так, мама. Одним словом не объяснишь.
– Что… этот твой обиделся, что ты из-за отцовского спектакля перенесла отъезд на день позже?
– Да нет, мама…
Лида уклонялась от ответа, и слишком явно уклонялась.
Нина Елизаровна поняла, что так просто, сейчас во всяком случае, ничего об истинных причинах Лидиного решения она не выяснит. Но кроме того, ей не терпелось узнать и еще кое о чем.
– Что, хороший спектакль? – спросила она с плохо скрытым любопытством. – Виктор сейчас в прихожей говорил, что у него были пригласительные и он видел… будто бы отец просто блистателен?
– Да, мама, все хорошо, – по-прежнему уклончиво ответила Лида.
Нина Елизаровна вновь, как только что в разговоре с Аней, взорвалась.
– Что ты со мной, – гневно закричала она, – как с чуркой?! Я что, не могу поинтересоваться твоими делами? Одна только шпыняет меня… другая как с чуркой… ты в конце концов даже не жила самостоятельно, не знаешь, что это такое, все за моей спиной… и я могу от тебя потребовать…
– Ма-ам, – с язвительностью перебила ее Аня, – у тебя вообще-то гости…
Это она, корча на крик Нины Елизаровны всякие гримасы и чтобы мать не видела их, отвернулась – и обнаружила, что в дверях комнаты, уже, видимо, некоторое время, с оглушенным видом, явно не зная, как ему поступить – дать ли о себе знать или, наоборот, ретироваться, – стоит с бутылкой коньяка в руках Евгений Анатольевич.
Нина Елизаровна стремительно повернулась в сторону Аниного взгляда.
– Ой, – воскликнула она, – боже мой! Это вы…
Евгений Анатольевич попытался улыбнуться.
– Вообще… мы, Нина, ведь и на «ты» переходили…
– Девочки, что у нас с ужином? – не отвечая ему, приказывающе поглядела Нина Елизаровна на дочерей. – Так уже поздно. Пойдите на кухню, организуйте-ка что-нибудь.
Аня не поняла истинного смысла ее приказа.
– Да Лидка там уже… – начала было объясняться она.
Но Лида не дала ей договорить и потащила ее из комнаты:
– Пойдем, пойдем. Нечего все на меня.
Как будто Аня собиралась сказать о том, что для приготовления ужина достаточно одной Лиды, а вовсе не о том, что ужин Лида давно приготовила и можно садиться.
Нина Елизаровна с Евгением Анатольевичем остались вдвоем.
– Ну, вы, скажу вам… так неожиданно… без звонка… – Нина Елизаровна испытывала страшное смущение, она с трудом заставляла себя говорить что-то и не в силах была встретиться с Евгением Анатольевичем взглядом.
Он же, напротив – и лишь язык старинных романов уместен тут, – буквально пожирал ее глазами.