Бабка Котяжиха

– Ой, как рады! – воскликнул Игнат и засмеялся, – Батька так тот, едва заслышав, тут же побежал колыбель мастерить.

– Хм, – хмыкнула Котяжиха, – Так ты батьке-то передай, колыбели-то две надо будет делать.

– Как две? – Игнат сел на лавку, а Алёнка захлопала ресничками, потеряв дар речи.

– Ну, ты же сам сказал, что я всё знаю. Вот я тебе и говорю, две колыбели пущай готовит.

Игнат подхватил Алёнку на руки и закружил по избе.

– Двое! Двое! У меня сразу двое будет!

– Бабушка! – обратился он к Котяжихе, – А раз ты знаешь, что двое будет, наверное, знаешь и кто?

– Знаю, – улыбнулась та, – Но тебе не скажу, не положено раньше времени. Пусть это будет нечаянной радостью.

– Эх, ничего-то у тебя не выспросишь, бабулечка, – притворно вздохнул Игнат, а Алёнка с Котяжихой засмеялись.

К вечеру Игнат и Алёнка засобирались домой. На дворе собиралась пурга.

– Ничего, вы до пурги успеете добраться, – глянула в окно Котяжиха, – Да ты гляди, себя береги, Алёнушка, тяжёлого ничего не подымай.

– Бабушка, да я и так тяжелее ложки ничего не поднимаю, матушка мне ничего делать не даёт. Бережёт всё меня. Я как барыня хожу.

– А ты и есть моя барыня, кто же ты ещё? – засмеялся Игнат, и поцеловал жену в щёчку.

– Хорошие вы мои, – обняла их Котяжиха.

И только все собрались выходить из избы, как в сенцах постучали.

– Ну вот, опять кто-то на ночь глядя, – прошептала Котяжиха и отворила дверь.

На пороге стоял встревоженный Степан.

Глава 8

– Стёпушка, братик мой родимый! – Алёнка подбежала к Степану и порывисто его обняла.

Тот обнял сестрёнку в ответ, обвёл растерянным, пустым взглядом избу и вошёл. Игнат стоял, не зная, куда себя деть. Котяжиха внимательно глядела на гостя.

– Что ты, Степан? – строго спросила бабка Котяжиха, чувствуя, что что-то стряслось.

Игнат подошёл, пожал Степану руку, тот рассеянно пожал руку зятя в ответ, кивнул ему, прошёл к лавке, сел, облокотился на стол и заплакал.

– Прости меня, Алёна, и ты, бабушка, прости.

– Да что случилось-то? – испуганно спросила Алёнка.

– Жена моя Матрёна заболела.

– Хм, заболела, говоришь? – с насмешкой спросила бабка Котяжиха, – Ну, дак время пришло. За всё ж платить надо, Стёпушка.

– Я не знаю, что и делать, – сокрушался Степан, – Криком кричит она, вся бородавками покрылась, нарывами страшными, чернота какая-то изо рта у неё льётся, и ты знаешь, всё плюётся она, и кричит, что перья у неё изо рта лезут.

– Да ты что? Правда что ли? – сказала бабка Котяжиха, – Вот оно что.

– Ты сможешь ей помочь, бабушка?

– Нет, – отрезала бабка Котяжиха, – Не смогу. Это злоба её гнилая из неё выходит. И никто ей уже не поможет.

– Хочу её в город, в больницу свезти, а малого-то оставить не с кем, – понурил голову Степан.

– Как не с кем? А мы? – сказал Игнат, – Давай мы Ванятку к себе заберём пока, ребёнок ведь не виноват ни в чём.

Степан тут же сбегал за сыном и вскоре принёс закутанного в одеяльце Ванятку. Тот сразу узнал свою нянюшку, потёр сонные глазёнки, протянул к Алёнке ручки. Игнат взял малыша на руки и тот свернулся клубочком, прижавшись к большому, тёплому дяде.

– На-ко вот, Степан, отвар тебе, пои сегодня им Матрёну, а завтра с утра вези её в больницу, а больше я тебе ничем помочь не могу.

Степан заплакал, поклонился низко, и вышел из избы.

Алёна посмотрела на бабушку:

– Бабушка, что же, Матрёне ничем не помочь?

– Она сама себя сожрала, донюшка, злобой своей да гордыней, ну, а что ты хотела? Даже я ей помочь не могу.

– Бабушка, а она не выживет?

– Нет, Алёна. Ей уже всё предначертано.

Игнат вышел из дома, а Алёнка подзадержалась.

– Бабушка, я у тебя ещё хотела про матушку спросить…

– Болеет она, Алёна, но ты не беспокойся, я её лечу, и проживёт она ещё десять лет, успеет не одного внучка понянчить. Ножки вот сильно только болят у неё, для того и готовлю я ей всегда отвары да мази. Жалей Марфу, золотая тебе свекровь досталась, матушкой тебе стала.

– Спасибо тебе, бабушка! Это правда, она меня всегда защищает и любит очень. Я у них в дому, что у Христа за пазухой.

– А я тебе что говорила? Что скоро всё наладится и жизнь у тебя будет счастливая. Ну, поезжайте, поезжайте. А то темнеет уже и метель начинается.

Перед самыми родами Котяжиха со Степаном приехали к Алёнке. Всё это время Ванятка жил в доме Игната и его родителей. Матрёна после той ночи прожила всего два дня и умерла в муках, даже врачи не смогли ей ничем помочь. Алёнка тяжело поднялась из-за стола, за которым она кормила племянника. Степан подхватил сына, прижал к себе, обнял. Тот обрадовался отцу, засмеялся, обхватил его за шею ручонками. Марфа подошла встречать Котяжиху.

– Ну, как ты, Марфушка? – спросила Котяжиха, – Как ноженьки твои?

– Слава Богу, дай Бог тебе здоровья за мази твои и отвары, – Марфа троекратно расцеловала Котяжиху.

– А я тебе новый отвар привезла, у тебя скоро ой-ой-ёй сколько забот будет, ноженьки-то понадобятся, – засмеялась Котяжиха, – Ну, а ты, Михаил, что? Приготовил колыбели для внучат?

– Приготовил, бабушка, – ответил Михаил, – В одной вот пока Ванятка спит, опробовал, приглянулась она ему.