— И про это знаете? Так оно и было. Леночка — девушка хрупкая. Но у них там все равно ошибка в расчетах, то ли размер маховых перьев не тот, то ли рулевые перья не те…
— Я смотрю, и вы специалист в орнитологии.
— Я — нет. А вот Владимир Петрович специально этим занимался. Он и сказал ребятам, что стартовать надо против ветра, тогда подъемная сила будет больше…
В кабинет шагнула Полозова, но, увидев Игоря, вышла.
— Какие у вас с ней отношения? — шепнул Гончаров.
Ректор вскинул брови, удивляясь наивной наглости полицейского, напрягся, не зная, как реагировать. Но тут же взял себя в руки и ответил таким же шепотом:
— Рабочие отношения. И впредь прошу вас не задавать мне подобных вопросов. Но я думаю, что следующей беседы у нас не будет. У меня нет времени на незапланированные встречи, и я вам ничего не должен. Прощайте!
Гончаров возвращался домой злой — оттого, что съездил впустую, оттого, что пропала и не дает о себе знать Лена, и оттого, что впервые за долгое время он не знает, что предпринять. Все, к кому он обращается, стараются не отвечать на его вопросы, но понятно: они что-то знают. Все: и Полозова, и ректор Краснов, а следовательно, дело в самом университете. Полозова даже попыталась намекнуть, что все произошедшее с Владимиром Петровичем — это месть за то, что он прихватил лакомый кусок, не приносящий прибыли никому.
Гончаров возвращался домой в служебном автомобиле, время от времени непроизвольно касаясь левой стороны груди. Почему так болит душа? Он удивился этой боли, которой не испытывал уже давно или вообще никогда. Попытался объяснить самому себе причину этого недуга, но не смог, потому что любовные муки существуют лишь в дурацких телесериалах для женщин. Возможно, он переутомился, потому что за последнее время много чего произошло: он наконец-то стал свободен, сделался богатым, то есть почти богатым человеком — это должно бы принести не усталость и боль, а, наоборот, радость и успокоение. Откуда тогда эта мука? Не должно быть ее, если с психикой все в порядке. Психика… И вдруг подполковник вспомнил, что Психея — это не только богиня — возлюбленная Купидона, но и душа. А по-гречески и душа, и бабочка — одно слово, и потому богиню часто изображают с крыльями бабочки. Это Игорь знал из прочитанной когда-то давно умной книги из корабельной библиотеки.
Вернувшись домой, Гончаров включил телевизор. Переключал каналы, но не смог остановиться ни на одной программе. Все раздражало его — и конкурс молодых певцов за звание лучшего голоса России, участники которого старались перекричать друг друга, исполняя американские хиты. На спортивном канале транслировали игру «Спартака» и «Динамо», но по полю лениво бегали в основном темнокожие футболисты. А еще гремел боевик, в котором отважный, но безработный «морской котик» противостоял сотне террористов со всего света, захвативших Белый дом…
Глава восьмая
Суббота, десять тридцать утра. Гончаров наклонился к окошку дежурного по РУВД:
— Как тут у вас?
— Как обычно. Сегодня в мою смену ничего интересного, а вчера по вашему отделу острый сюжет был: вечером убийца сам пришел и сдался.
— Но это уже не наш клиент. Наше дело разыскное, а раз он сам, то теперь пусть следаки его трясут. Хотя чего его трясти, если он явку оформил.
Гончаров уже направился к лестнице, как дежурный, склонившись к окошку, произнес вслед:
— Этот мужик — артист известный. То есть раньше он был известный: еще в советских фильмах снимался, когда молодой был. А сейчас он уже старый, непонятно только, чего его на мокруху потянуло. Пушкевич его фамилия.
— Может, Лушкевич? — переспросил Гончаров. — Виталий Лушкевич. Он действительно много снимался в свое время. Играл фронтовых лейтенантов или молодых ученых… У нас на судне был видеомагнитофон с дисками, на одном — кино с Лушкевичем, он там играл второго штурмана… Я этот фильм чуть ли не наизусть знаю. Симпатичный мужик был.
— В том-то все и дело, что был. А сейчас он выглядит как последний бомжара. Я как на дежурство утром поступил, узнал про него и пошел в предзак, чтобы посмотреть. Все-таки бывшая кинозвезда. А там старикан лет шестидесяти, седой, небритый, сидит и в угол смотрит. А ведь и в самом деле красавцем был. Время, конечно, никого не красит.
— Кому дело поручили?
— Да Лячин и возьмет. Он сегодня дежурный следователь.
Подполковник поднялся на второй этаж, повернул было к приемной, но потом увидел направляющегося к лестнице сержанта Мошкина.
— К Лячину подследственного доставил?
— Так точно! — отозвался сержант. — Заслуженного артиста Советского Союза. Я, правда, старые фильмы не очень люблю, но его знаю. Он играл капитана милиции, который накрыл банду, похищавшую с ювелирной фабрики драгоценные отходы производства. И в конце фильма демонстрировал зрителям свое знание карате. В кино казался таким здоровым. А сейчас…
— Я понял, — кивнул Гончаров, — только заслуженных артистов Советского Союза никогда не было. Заслуженные были республиканского значения. А те, кто повыше рангом, народные СССР.