Читаем Бабушка, которая хотела стать деревом полностью

– Понимаете, если человек не хочет говорить, значит, это его личное дело. И уж точно не управдома. То есть коллектива, – сказала я. – И, если я даже поговорю с Тамарой хотя бы о погоде, вы об этом точно не узнаете. Как и остальные жильцы. И, знаете, «мы» – очень опасное местоимение. Допустимое, когда молодая мать говорит о грудном ребенке – «мы покакали, мы поели, мы погуляли». До года ребенка. А вот когда вы ассоциируете себя с подъездом и употребляете «мы» – будьте осторожны.

– Какая вы все-таки странная женщина, – обиделась консьержка. – Вот сплетничают, что вы писательница, а я не верила. Никакая вы не писательница!

– Конечно, нет! Так всем и расскажите, – радостно согласилась я.

С Тамарой мы разговорились около мусорки. Тоже удивительное совпадение. В нашем дворе установили контейнеры – отдельно для пластика и для стекла. Но все по привычке выбрасывали в один, где место найдется. У нас с соседкой был общий пунктик – я ненавижу выносить мусор, притом что не терплю полного ведра. Для меня заполненное наполовину ведро – уже полное. Мусоропровод на лестничной клетке давно нуждается в замене – скрипит, все время засоряется, дворника не дождешься. Если соседи выбрасывают мусор, допустим, в семь утра, то в остальных квартирах на этаже жильцы тоже просыпаются от скрипа. Если выносишь в десять вечера, тоже плохо. Например, соседке вставать в половине седьмого, и она рано ложится. Или я, работающая до ночи, не хочу просыпаться в семь утра от скрипа мусоропровода. Поэтому мы предпочитаем выносить мусор на улицу.

Я застала там Тамару, которая пыталась рассортировать мусор. Рылась в пакете и засовывала по одной бутылке, бумажке в разные контейнеры.

– Новый вид медитации? – улыбнулась я.

– Что? Да, наверное. – Тамара выглядела не растерянной, а потерянной.

– Что случилось? – спросила я.

– Соседки, что ли, беспокоятся? – хмыкнула Тамара.

– Берите выше – коллектив! Дом! Общественность! – грустно рассмеялась я.

– Ничего не случилось. Вроде бы. Не знаю, – призналась Тамара, не понимая, куда забросить бумажную коробку. – Почему нет контейнера для бумаги? Куда коробку – в пластик или в стекло? Почему всегда так? Ну, поставьте еще один – для смешанного мусора, например, раз уж затеялись! Все, не могу больше! – Тамара забросила пакет в контейнер. – Пойдем покурим.

Мы дошли до ближайшей детской площадки. Она располагалась на входе в парк, но на ней никогда не гуляли дети, потому что территорию рядом облюбовали голуби, которые паслись там огромной стаей. Точнее, сначала это место облюбовали местные бабули, чтобы далеко не ходить – они кормили бедных птичек, разжиревших до размера цыплят-бройлеров, хлебом, рассыпая его прямо на дорожке. Когда кто-то пытался войти именно через эти ворота, голуби слетались в ожидании корма. Так что все местные жители предпочитали пройти чуть дальше, чтобы не попасть в фильм Хичкока и войти в парк через следующие ворота. Дети голубей, в принципе, любили и хотели их покормить, но на них планировали с ограды сразу штук тридцать совсем не милых птичек, а наглых, какающих на голову ненасытных туш. Я их сама боюсь, если честно, стараясь пробегать эту часть дороги как можно быстрее. Так что дети, испугавшись однажды, тащили мам или бабушек к другой детской площадке.

– Как Ника и Берти? Здоровы? – спросила я.

Тамара улыбнулась. Я единственная из подъезда помнила домашние имена ее мужа и сына, остальные говорили – «Николай и Альберт».

– Да, здоровы, все хорошо.

– А вы здоровы? Как себя чувствуете? – спросила я, оставаясь с Тамарой на «вы».

– Дорогая, я не знаю, как себя чувствую! – воскликнула Тамара.

– Устала? Очень? – Тут я перешла на «ты».

Тамара махнула рукой – мол, даже не спрашивай.

– Ты знаешь, я вырастила очень хорошего сына, – сказала Тамара, – очень доброго и внимательного. Щедрого и бескорыстного. Берти такой замечательный!

– Конечно, он такой! Всегда был! – заметила я и не солгала. Берти действительно всегда готов был помочь с сумками, придержать дверь, был вежлив, обожал детей и собак. Чудесный парень, что уж говорить. Высоченный, с копной черных кудрявых волос, красавец. О чем я и напомнила Тамаре.

– Да, дорогая, спасибо тебе. – Тамара чуть не расплакалась.

– И что? Он как-то нехорошо себя повел, когда вы были на отдыхе? – спросила я.

– Он очень хорошо себя повел. Так хорошо, что я не ожидала. Вот теперь не знаю, страдать или радоваться, – ответила она.

Тамара рассказала, что на две недели сняла большую квартиру в доме на первой линии от моря. Две спальни, большая гостиная, совмещенная с кухней. И Берти собирался приехать первым, а потом должна была присоединиться его избранница.

– Слушай, такая хорошая девочка. С красным дипломом школу окончила, музыкальную тоже с красным дипломом, учится на бюджете, сама поступила, умничка. Как поступила в институт, жила в общежитии, сама со всем справлялась, – рассказывала Тамара.

– Это прекрасно. Но красный диплом не всегда помогает в семейной жизни, – заметила я.

– Ох, совсем не помогает, дорогая, лучше бы троечницей была, да!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Армия жизни
Армия жизни

«Армия жизни» — сборник текстов журналиста и общественного деятеля Юрия Щекочихина. Основные темы книги — проблемы подростков в восьмидесятые годы, непонимание между старшим и младшим поколениями, переломные события последнего десятилетия Советского Союза и их влияние на молодежь. 20 лет назад эти тексты были разбором текущих проблем, однако сегодня мы читаем их как памятник эпохи, показывающий истоки социальной драмы, которая приняла катастрофический размах в девяностые и результаты которой мы наблюдаем по сей день.Кроме статей в книгу вошли три пьесы, написанные автором в 80-е годы и также посвященные проблемам молодежи — «Между небом и землей», «Продам старинную мебель», «Ловушка 46 рост 2». Первые две пьесы малоизвестны, почти не ставились на сценах и никогда не издавались. «Ловушка…» же долго с успехом шла в РАМТе, а в 1988 году по пьесе был снят ставший впоследствии культовым фильм «Меня зовут Арлекино».

Юрий Петрович Щекочихин

Современная русская и зарубежная проза
Салюки
Салюки

Я не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь. Вопрос этот для меня мучителен. Никогда не сумею на него ответить, но постоянно ищу ответ. Возможно, то и другое одинаково реально, просто кто-то живет внутри чужих навязанных сюжетов, а кто-то выдумывает свои собственные. Повести "Салюки" и "Теория вероятности" написаны по материалам уголовных дел. Имена персонажей изменены. Их поступки реальны. Их чувства, переживания, подробности личной жизни я, конечно, придумала. Документально-приключенческая повесть "Точка невозврата" представляет собой путевые заметки. Когда я писала трилогию "Источник счастья", мне пришлось погрузиться в таинственный мир исторических фальсификаций. Попытка отличить мифы от реальности обернулась фантастическим путешествием во времени. Все приведенные в ней документы подлинные. Тут я ничего не придумала. Я просто изменила угол зрения на общеизвестные события и факты. В сборник также вошли рассказы, эссе и стихи разных лет. Все они обо мне, о моей жизни. Впрочем, за достоверность не ручаюсь, поскольку не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь.

Полина Дашкова

Современная русская и зарубежная проза