Бабушка сказала сидеть тихо

Пришлось баб Зое лечь на пол, под кровать подлезть, аккуратно там руками пошарить. Насилу вытащила желторотого. С любовью в ладонях закрыла, понесла к мамке. Та уж нервничает, кудахчет, то ли ругается, то ли баб Зою поторапливает. А Купринька стоит и восторженно на ладони баб Зои смотрит. И словно бы тянется, тянется к ним.

– Потрогать, что ль, хочешь? – догадалась баб Зоя. Купринька кивнул. Посмотрела баб Зоя на цыпленка, на Куприньку, после – опять на цыпленка, потом – опять на Куприньку, опять на цыпленка, вздохнула и сдалась:

– Ну хорошо, так и быть, подержи маненько.

Купринька от радости и нетерпения аж задрожал. Руки протянул, баба Зоя ему в раскрытые ладони цыпленка положила. Схватил его мальчик, сжал, улыбается и на бабу Зою довольный смотрит. И шелохнуться боится. Лишь ладони сжимает покрепче, чтоб не убежал цыпленок.

– Полегче-полегче, – просит баб Зоя Куприньку. Цыпленок нервно пищать начал. – Не сжимай, не сжимай так, – опять просит Куприньку баб Зоя. Цыпленок еще громче запищал. Рябушка тоже подключилась, заметалась по клетке, закудахтала, говорила словно: «А ну, отпусти моего ребенка!» А Купринька стоит, улыбается и еще крепче сжимает цыпленка.

– Так. Ну все. Отдай, – хмурит брови баба Зоя. Купринька отбегает в другой конец комнаты. Не хочет цыпленка отпускать. – Дай мне его сюда! – чуть ли не кричит баба Зоя. Купринька головой мотает и под стол забирается. Цыпленок больше не пищит. За шиворот вытаскивает баба Зоя мальчика, с трудом расцепляет его ладони, высвобождает оттуда цыпленка. А тот уже мертв. Ни к чему ему теперь свобода. Рябушка все еще нервно квохчет. Умели бы курицы рыдать, наверняка бы уже билась в истерике. Зато баб Зоя плакать умеет. Оседает она на пол, кладет цыпленка себе на колени, лицо ладонями закрывает. И плачет, плачет, плачет, плачет: – За что же ты его так, Купринюшка? Он же живое существо? Он же не заслужил такого? Взял да и убил! Ну как же так-то? – Рыдает баба Зоя. Кудахчет в клетке курица.

Не понимает ничего Купринька. Хватает опять цыпленка, к себе опять прижимает и улыбается довольно.

Глава 9

– О Пресвятая Госпоже Владычице Богоро-о-одице! Кланяйся давай! Падай ниц! Выш-ш-ши еси всех Ангел и Архангел и всея твари честне-е-ейши… Ты креститься будешь али как? … помощница обидимых, ненадеющихся надеяние, убогих засту-у-упница… Гос-с-споди! Я ж тебя учила. Вот так персты сожми… печальных утешение, алчущих кормительница, нагих одеяа-а-ание… Да не с того плеча начал, дурень! Перекрещивайся давай! Не зли Богородицу… больных исцеле-е-ение, грешных спасение, христиан всех поможение и заступлени-и… Молись-молись, Купринька! Молись, чтобы Богородица нас с тобой от любопытных баб защитила. А то ходют тут, понимаешь, вынюхивают. Сами-то мы с тобой не справимси-и, только у Богородицы и просить защиты.

И баба Зоя принималась неистово креститься, не по три раза, как полагается, а по десять или двадцать – так быстро летал перст ото лба к груди, от плеча к плечу, что количество этих полетов никак не сочтешь. Когда-то бабушка Зоя регулярно наведывалась в церковь («в церкву» – так она сама ее называла). Когда-то – это ровно до появления у нее Куприньки.

Прилежной прихожанкой ее не назовешь: вечерние службы, утренние, богослужения – все это не соблюдалось Зоей Ильиничной. Да и церковь деревенская к тому не располагала. Крохотный деревянный Божий дом прилепился к кладбищу, год за годом подгнивал, валился на правый бок, никем не ремонтировался. Со стороны казалось, что церковь стесняется соседства своего и пытается сбежать. Батюшка Александр открывал и закрывал ее по своему желанию и разумению, службы проводил в полноги, бормоча не то молитву, не то псалмы читая, не то на жизнь свою горькую сетуя. Кто в своем уме на такие службы ходить будет? Уж точно не Зоя Ильинична. Она предпочитала посещать церковь в одиночестве, покупать три свечи – одну ставить Христу, вторую Николаю Чудотворцу, третью Божьей Матери. Первым двум безмолвно и быстро, чуть ли не на ходу, а вот перед последней иконой задерживалась подолгу, вглядывалась в ее скорбные глаза, ждала, пока та замироточит. А как Купринька появился, походы в церкву прекратились. Слишком уж та далеко от дома находилась, нельзя на столь долгое время мальчика одного дома оставлять. Да и зачем: в доме своя Богоматерь имеется. Обычно бабушка Зоя молилась Богородице по «душевному порыву», как то она сама же именовала. То есть молитвы не знала, Куприньке так говорила:

– Молиться нужно из души. А говорить нужно, как получится, ну, как чувствуется. С Богородицей, как с мамкой надобно: горести свои поведать, как у нее дела, спросить, иногда и попросить кой-чего, но сильно-то не налягать на просьбы, чай, не Дед Мороз, чтоб Богородице говорить: пошли мне того да этого. – Потом же спохватывалась: – Ох, да ты и говорить же толком не могешь. Так ты думай, Купринюшка, думай о хорошем для Богородицы. – А теперь вот она решила, что молитву нужно прочесть как положено, ведь дело-то серьезное: вся их с Купринькой жизнь спокойная на кону.