Разумеется, иногда он наблюдал за людьми из окна, они все шли куда-то по дороге, иногда ехали на велосипедах или машинах, пару раз – на лошадях, но все они были далеко от дома, так что казались больше не людьми, а насекомыми, муравьями там или жуками какими-нибудь. Ах да, еще как-то раз зимой пришли прям к дому, шумные такие, пели что-то вроде: «Коляда пришла! Отворяй ворота!» Баба Зоя отправилась ворота отворять, ворчала еще: «Ишь, приперлись. Иш-шо не хватало мне этой коляды». Купринька слышал, как баба Зоя с крыльца на Коляду ругается, а Коляда смеется, шутит и не уходит, хотя им угрожают и метлой (поганой), и кочергой, и ушатом воды. И все-то у них стишками да песнями. В общем, не вытерпел Купринька, из шкафа вылез да в окно краешком глаза выглянул. А Коляда – это нечто странное, даже страшное, может, и за дело ее баба Зоя прогоняла. Не то люди, не то звери: в шкурах, рогатые, носатые, ушастые, зубастые. Так что Коляду хоть и видел Купринька ее близко-близко, но за людей не принимал. А в другие года Коляда не приходила к ним. По дороге мимо прокатывалась шумной поющей толпой и в двери бабы-Зоиного дома больше не стучалась. А сейчас вот люди! Не звери. Не Коляда. Прямо в их доме! Не совсем, конечно, в доме, но почти здесь. И Купринька на сей раз не был заперт в шкафу, не было наказано ему сидеть, молчать, не шевелиться. Он не только слышал людей, но и видел. Вот как бабу Зою, вот как того из Зазеркалья. Ря-дом. Стучатся вон. Громко стучатся, чтобы точно услышали хозяева. Вот только баба Зоя им не открывает. И они совсем не страшные, люди эти. Отчего же тогда баба Зоя так ими Куприньку столько лет пугала? И отчего наказывала не встречаться с людьми, не показываться? Ничего же в них плохого. Куприньке представлялось, что люди к нему пришли полюбоваться им, познакомиться. Знали, что баба Зоя Куприньку от них спрячет, коли постучаться через крыльцо, вот с черного хода, через сарай, и полезли. Так сильно хотели с Купринькой повидаться. Никакого зла они не несли. Нет-нет. Вон одна тетенька улыбалась Куприньке так ласково, как никто и никогда ему не улыбался. Какое ж тут зло? Ушли. Ушли люди. Оставили Куприньку и бабу Зою. Им не открыли, вот и ушли они.
А баба Зоя начала причитать:
– Ой-ей-ей-ей-ей. Ой-ей-ей-ей-ей. Пропали мы, Купринюшка. Ой-ей-ей-ей-ей. И еще больше раскачиваться. – И еще крепче Куприньку к себе прижимать. – Молись, Купринюшка, молись, родненький. Только Богородица нам теперь и поможет. – И бормотать начала бессвязную молитву, коей раньше Купринька никогда не слышал. Молитва прерывалась нервными всхлипами, судорожными хватаниями воздуха и бесконечным «ой-ей-ей-ей».
Закончив молитву, совладав со всхлипами, вскочила баба Зоя, вытянула шею, словно пытаясь разглядеть кого в темноте: а мало ли и сюда пробрались-забрались, нас не спросили. Сначала несмело, но быстро разошедшись, принялась сновать по дому, суетиться, скидывать в большую груду вещи. Распахнула шкаф, повыкидывала из него всю одежду, два одеяла, подушку. Убежала в коридор, принесла оттуда сапоги да валенки, и их в кучу кинула. С кухни – две кружки, ковш железный, спички, соль, манку, пшенку, пачку макарон. В погреб спустилась, вытащила банку варенья да банку маринованных грибов. Вернулась на кухню, добавила к вещам две ложки и нож. Опять к шкафу – варежки на случай зимы не забыть. Села на кровать, подумала. Встала с кровати, скинула на пол к вещам покрывало. Тоже может пригодиться. Походила взад-вперед по комнате, раззанавесила Красный угол, посмотрела на содержимое хмуро, выудила Богородицу, отправила ее в груду. Перед остальными жителями Угла перекрестилась, виновато поклонилась и закрыла занавесками обратно. Куча вещей все росла и росла, росла и росла. Перед ней появился чемодан, выглядевший маленьким и жалким, явно не готовым вместить в себя все это добро. Купринька в шкаф свой забрался, дверь прикрывать не стал. Сидит, ногами болтает, за суетой баб-Зоиной наблюдает да думает: кидать ли к вещам на полу свою подушку да овчинку, что одновременно и одеялом, и периной ему столько лет служила. Верой, как говорится, и правдой. Решил все же не вмешиваться в сборы-метания, вдруг там какой-то свой порядок, свои правила. А баба Зоя все бегала-бегала, наращивала-наращивала кучу. Затем рядом с ней прямо на пол ухнула, оценивающим взглядом на уже не скромный скарб поглядела, руками всплеснула:
– И куда же мы с таким добром попремсси? Тут и налегке идтить некуда, а с такой кучищей вещей и подавно. Слышь, Купринька?
Купринька вздрогнул. Чего это о нем вдруг вспомнили? Хорошо же до этого было: со своими сборами позабыла про мальчика баба Зоя, оставила наконец в покое. За столько-то дней! Хоть выдохнуть удалось. А вот дух пока еще не до конца перевелся. Эх, еще бы минуточку покоя, еще бы часик, еще бы… Купринька сделал вид, что не слышит.
– Тебе говорю! – начинала злиться баба Зоя. – Как думаешь, утащим это все вдвоем али нет?