Купринька лениво вылез из шкафа, прошаркал до вороха вещей, обошел их по кругу, языком поцокал, словом, вел себя так, словно вот только что всю эту свалку заметил. Вынес вердикт:
– Не.
– Что ж, – покачала головой баба Зоя. И повторила: – Что ж. – Выдернула из кучи большой синий платок в красную клетку, теплый такой, не пуховый, но теплый, баба Зоя его обычно по зиме носит. Разложила рядом с кучей, расправила бережливо углы. Задумалась. – Самое необходимое надо брать. – В расправленный платок отправилась половина буханки черного хлеба, бутылка с водой, две пары теплых носков – баб-Зоины и Купринькины, одни рукавицы, трусы панталонами женские – две штуки, трусы детские – две штуки, кофта теплая, ложка, нож. И все. И не влезло ничего боле. – Вот так живешь себе живешь, копишь-копишь, покупаешь-покупаешь, а потом всю свою жизнь в узелок в один собираешь, – вздохнула баба Зоя. – Но лучше кусок сухого хлеба, чем дом с заколотой скотиной. Нет, там хлеб сухой и мирно что было…[16]
Ой, запуталась, забыла уж все. – Чемодан отпихнула за ненадобностью. Ну, чего с ним таскаться.Чемодан аж обиделся будто, скрипнул старой кожей еле слышно да защелками клацнул. Клацай не клацай, а с собой тебя все равно не возьмут. Остатки вещей из кучи запихнула под кровать ногой: убирать-то лень, убирать-то дольше, чем в одну груду на пол все без разбору скидывать. Вот она – ненужная прошлая жизнь, ногой сдвинутая. И для чего все это, спрашивается?
– Купринька! – крикнула баба Зоя, хотя мальчик вот он, рядом, никуда не делся. – Принеси-ка из чулана палку мою, с которой я в лес хожу. – Купринька дернулся было, но баб Зоя передумала: – Ай не, лучше сама схожу, а то ты к чулану, а сам за дверь. Убежишь от меня. Убежишь же? – Смотрит хмуро на Куприньку. Даже злобно. Купринька головой мотает, мол, не убегу я, куда мне бежать, зачем мне бежать. – Не верю, – произносит баба Зоя. Куприньку отталкивает и выходит за дверь. На всякий случай дверь на заслонку запирает. Это чтобы пока она в чулане возится, Купринька никуда не выскочил. Он может. Он все может! Купринька от толчка упал, локтем ушибся. Обидно. Больно, но боль вполне терпимая, не то что, скажем, от ошейника.
Никуда он не собирался бежать. И в мыслях не было. А теперь вот появилось. И вправду можно же к людям направиться. Например, к тем самым, что сегодня приходили. Познакомиться поближе, посмотреть, какие они, будут ли еще Куприньке улыбаться. Эх, интересно как. Баба Зоя принесла в дом палку, гладкую-гладкую, аж блестящую после многих лет пользования. Завязала платок в узелок, прикрепила его к палке, вздохнула устало-довольно:
– Вот и собрались. – И добавила зачем-то: – Паломники.
Водрузившись на кровать (нежно похлопав матрас на прощание), принялась баба Зоя сказку сказывать (тоже, видать, на прощание):