так протяжно, так красиво поёт мама, что Ляле хочется не то смеяться, не то плакать.
«Да — тебя дразнят!.. Дразнят… — думает Ляля, слушая грустную песню. — Тебя, такого сильного, такого смелого!.. Подумаешь, колёсико!.. Папа!» — думает Ляля. И в носу у неё щекочет.
— А вот они едут все трое в машине. Это папа их отправляет к бабушке.
Ему жаль расставаться с мамой и Лялей. Он только что воротился из дальнего плавания.
Но Ляле надо в деревню — поправляться у бабушки-бригадира после скарлатины с осложнением на оба уха, — а маме надо проводить Лялю к бабушке и ехать дальше — в Сочи, петь на летних концертах для отдыхающих…
— Приготовьте билеты, — сказал им какой-то человек в белом кителе, когда они подъехали к аэродрому.
Папа приготовил мамин и Лялин билеты. Билеты сейчас же отбили печаткой, и мама с папой и Лялей пошли по дорожке вперёд.
Когда все люди подошли к забору перед самолётом, человек в кителе зашёл за забор, пропал, а потом, выскочив оттуда, крикнул высоким, острым голосом:
— Попрошу подготовиться, попрошу подготовиться к посадочке.
Все подготовились к посадочке: начали прощаться.
Папа поставил у забора мамин и Лялин чемодан, наклонился к маме и быстро зашептал:
— Ты, Зая, передай привет, скажи, что всё хорошо… Ну, в общем, сама знаешь… Скажи, что под осень я непременно буду… А главное, Зая… — И тут лицо у папы стало виноватое. — Главное, Зая, ты как-нибудь так… ну, сама понимаешь… Всё ж таки пожилой человек. Может быть, и отсталый немножко, с предрассудками. Старость…
— Понимаю, понимаю, — сказала мама, прищурила глаза и тихонько положила папе на плечо руку. — Боишься, что жена не понравится матери? Говори прямо!..
— Ну, как это возможно? — сказал папа и, улыбнувшись, взял маму за руку. — Ляленька, — сказал папа, ещё не оторвав от мамы глаз, — слушайся бабушку! Бабушка почтенный человек — кавалер ордена Ленина.
И вдруг он наклонился к Ляле совсем низко, к самому лицу её, и сказал:
— Люби бабушку, люби! Она старенькая. Приласкай бабушку…
Так он сказал Ляле, а в это время открылась у забора калитка.
Все бросились к калитке. Первой вынесло в открытую калитку маму, потом Лялю, потом папу с чемоданом.
К самолёту папу не пустили. Сказали:
— Останьтесь, останьтесь, провожающий!
Папа остался.
Оставшись, он подхватил Лялю на руки, прижал к себе, закрыв глаза.
Было больно, но Ляля решила уж потерпеть.
Папа осторожно и быстро целовал её глаза, щёки, шею, прижимался головой к её пелеринке.
— Посадочка, посадочка! — сказал папе человек в белом кителе.
И мама с Лялей сели в самолёт…
Мама кончила петь.
Похвалив маму, все вокруг задумчиво, будто нехотя, умолкают. Словно ждут, чтобы мама запела опять, или прислушиваются к той песне, которую мама уже допела.
И вдруг из-за тёмных плетней показываются две маленькие фигурки.
Первая — тощенькая, высокая, с острым личиком. Вторая — круглая и короткая; она катится следом за высокой.
— Вы будете Лялина мама? — говорит высокая девочка.
— Да, я буду Лялина мама, — говорит мама.
— Так это вы спивали? — говорит Люда.
— Да, это я пела, — говорит мама.
— Хорошо спиваете, — говорит Люда и глядит исподлобья на бабушку.
Света сейчас же прячется за Людину спину.
— Большое спасибо, деточка, — говорит мама. — Я рада, что вам понравилось.
— А вот что я вас ещё хотела спросить, — говорит Люда. — Это правда, что в вашем городе целое поле жертв революции и что в поле есть цепки?
— Поле?.. Цепки?.. — говорит мама. — Да, да, это правда, деточка. Ты, наверное, хочешь приехать к нам в Ленинград посмотреть на поле «Жертв революции»?
— Могу, — говорит Люда и оглядывается на Лялю.
— Видишь, значит, всё правда! — шёпотом говорит Света.
— Да, да, — говорит мама, — всё правда.
— Хорошо, — говорит Люда.
И, не сказав «до свиданья», они уходят.
Впереди идёт Люда. За ней, перекатываясь, как шарик, бежит Света.
— Верно дети сказали: сердечно поёшь, Зинаида, — говорит бабушка.
И опять кружатся над маминой головой комары, но мама их больше не отгоняет. Она не замечает комаров. Мама, видно, радуется тому, что бабушка сказала: хорошо.
Про крючки, про гундэры, про невода
— Ну, — говорит бабушка перед сном, — в добрый час, стало быть. Для девчонки-то всё собрала, Анюта? Жакетку какую бы никакую потеплее надобно припасти. Спозаранку свежает.
— Вот видите, сколько вам с нею лишних хлопот, Варвара Степановна, — говорит мама. — Может быть, лучше ей дома остаться?
— Ой, ну мама же! — перебивает Ляля. — Ведь ты уже согласилась — и вдруг раздумываешь. Так же нельзя!.. Скажи ей, бабушка!
И бабушка говорит:
— Мала ещё матку учить! Помолчи покамест.
— Слышишь, Ляля? — словно обрадовавшись, спрашивает мама. — Сколько раз я тебе говорила: когда большие разговаривают, маленькие не должны перебивать.