Бабы, или Ковидная осень

Раньше знакомиться в интернете ей мешал типичный для девушки из интеллигентной семьи дуализм – одна ее часть, которая ей виделась молодой, задорно раскудрявившейся березкой, хотела качественного и безопасного секса, другая же, старая, покрытая мхом генетической памяти, взвизгивала от одной только мысли, что она как трехкопеечная профурсетка должна кому-то за глаза предлагать свое тело.

Теперь же к этой некогда неразрешенной психологической проблеме прибавилась буквальная угроза. Заразившись всеобщей ковидной тревожностью, Ника стала бояться незнакомцев.

Прилизанные анкетные данные и отфотошопленные аватарки ничего не сообщали о состоянии здоровья.

К тому же за пандемию резко увеличилось количество «невменяемых» веб-онанистов и просто психов – из писавших ей таких было не меньше двух третей.

После возвращения в большой мир ее раздражение не исчезло, а лишь усилилось.

Вернувшись из Сочи, Алексей тут же умотал в командировку.

Потом у него заболел чем-то пустячным ребенок, затем, как он наскоро отрапортовал, удосужившись на бегу позвонить, «навалилась работа», а после снова была командировка.

Они не виделись полгода – с двадцатых чисел марта.

Ощущение, что он умело попользовался ею, а теперь безо всяких объяснений пытался от нее избавиться, разъедало изнутри, лишая прежних простых и милых радостей жизни.

Ника пребывала в состоянии полнейшего внутреннего раздрая, усугублявшегося еще и тем, что Нинка, за которой она ежедневно следила, вызывала в ней невольную, будто она была ее доброй знакомой симпатию, до вчерашнего пьяного вечера.

Ее сообщение, как свидетельствовали две синих галочки, появившихся еще вчера (и как это она спьяну пропустила?!), Нина Соловейчик прочла в двадцать три сорок пять.

На часах было девять утра, но реакции Ника так и не дождалась.

Нина была в ватсапе пять минут назад.

Ника ощущала себя полной лохушкой, принесшей некогда эфемерное, но сейчас всеми клетками ощущаемое «женское достоинство» в напрасную жертву.

Заварив в термос кофе и вылив в него порцию кокосового масла, Ника полезла в инсту.

Час назад Нинка добавила на свою страничку новое, сумевшее собрать под сотню лайков, селфи. На нем она бледная, с синяками под глазами, лежала на кровати в больничной, застирано-белой, в зеленую крапинку рубашке.

Метка геолокации указывала местонахождение – это была известная в городе клиника, специализировавшаяся на гинекологии.

Под фоткой шли комменты.

Кто-то охал, кто-то молился значками эмодзи, кто-то желал здоровья.

Одна, вероятно малознакомая Нине дама, написала: «И зачем вы этим делитесь?»

Нина, лайкнув комменты сочувствующих, сначала не ответила, но дама все не успокаивалась: «Это пространство для другого. Красивые фото, интересные посты. Не понимаю, зачем всему свету вещать о своих интимных проблемах?!»

И Нина ответила: «Потому что я сейчас здесь. И я не хочу выдавать свою жизнь за чью-то чужую. Пытающийся даже в этом пространстве быть кем-то другим не уважает себя».

О как…

Умыла так умыла.

«Все с ней ясно, – собираясь на работу, бесилась Ника. – Навряд ли у нее корона. С короной в клинику гинекологии скорей всего не кладут. Или залетела… или… что?! До климакса еще рановато».

Всю дорогу до клуба ее обуревали противоречивые эмоции.

Она отчаянно пыталась убедить себя в том, что вчера поступила по совести.

Ника не клялась Алексею хранить их отношения в тайне, не брала у него денежных откупов и ввиду всего этого не была обязана охранять душевный покой его жены.

Вместе с тем она чувствовала, что совершила подлость, которую с пьяных глаз сочла за демарш во имя восстановления никому не нужной справедливости.

Зайдя в клуб и увидев на рецепции всегда веселую администраторшу Натулю – некрасивую полноватую девушку лет двадцати, Ника сникла окончательно.

Люди, мелькавшие рядом, записывались на уроки и оплачивали занятия, просили кофе, жаловались на слишком холодный воздух из кондиционера, кто-то шутил и смеялся.

С Никой здоровались, ей улыбались, даже не подозревая, что она – ничтожная, никому не интересная, кроме своей матери и Галины Фроловой из Кишинева, засранка.

К обеду в клуб приехала хозяйка и вызвала Нику в кабинет на разговор.

– Данила доработает до начала ноября, – не глядя на Нику, крутилась она перед зеркалом.

Сегодня хозяйка, грузинка еврейского происхождения, была в алом платье, искусно скрывавшем недостатки возрастной фигуры.

«Рассказать ей, что ли?» – мелькнула у Ники шальная мысль.

Насколько она знала по слухам, Лариса Давыдовна трижды уводила мужиков из семей. С последним, официальным хозяином клуба, она сумела оформить законный брак и, переделав интерьер и концепцию некогда обычного спортклуба, полностью прибрать и клуб, и его хозяина к своим рукам.

Пока Ника, разглядывая туфельки хозяйки с высоченными каблуками и бархатными розами на мысках, тяжелое золотое ожерелье на шее и сумочку с витой, отделанной жемчугом длинной цепочкой с логотипом известного модного дома, ей становилось все хуже и хуже…