Бабы, или Ковидная осень

Все ее нехитрые радости жизни годами сводились к чисто бытовым – вкусно приготовленной еде, цветочкам и кустикам в саду, новой кофемашине в столовой, а когда-то еще поездкам на бессмысленный в своем пляжном безделье отдых в почти одинаковых люксовых отелях разных уголков земли.

– Привет! – Он навис над ней опасной птицей, а потом вдруг, обняв за плечи, притянул к себе и смачно поцеловал в щеку. – Вот это встреча!

– Да, – сглотнула Анна и, высунув из его объятий голову, поглядела на мужчин. Те, открыв калитку, уже по-хозяйски вваливались вглубь разрытого вдоль и поперек стоящим в центре маленьким экскаватором участка.

– Живешь здесь?

– Да. А ты какими ветрами? – стесняясь своего бледного рта, одними губами улыбнулась Анна.

– Так фирма у меня… по установке окон… – он отпустил ее, сделал шаг назад и кивнул на устрашающего вида серо-пепельный, еще не отделанный дом с пустыми глазницами.

– Надо же, как бывает… Из всего многомиллионного города именно тебя занесло сюда.

Валера, не скрывая радости, широко улыбнулся, и она разглядела забытую, небольшую щербинку между передними зубами. Впрочем, зубы его были ровны и белы – он явно не пренебрегал регулярными визитами к стоматологу.

А дальше понеслось, как на случайной, лихой карусели!

Отбежав на минуту к шаставшим туда-сюда из дома и обратно на участок коллегам, Валера вернулся, и они пошли к реке той самой, протоптанной за весну и лето ею и Яной дорогой.

Она старательно не говорила о семье, а он старательно не спрашивал.

Весь этот час, что гуляли в спасительной прохладе вдоль реки, они вспоминали забавные случаи из общего прошлого и хохотали как полоумные, распугивая спрятавшихся в кустах иволг и соек.

Дошли до леса, и лес безмятежно и сладко запах юностью.

Сестра Валеры, как выяснилось, «ушла из эфира», поскольку вскоре после того Аниного замужества встретила на отдыхе молодого обеспеченного турка, приняла ислам и, родив турку троих детей, давно жила где-то в особняке под Стамбулом. В это сложно было поверить – ведь когда-то Аленка была в их компании самой заводной и самой раскрепощенной, напичканной феминистическими идеями, как та утка с яблоками, что безнадежно сгорела когда-то по пьянке в духовке Добровинских.

Валера проводил ее до дома, и они, даже не став придумывать повод, обменялись номерами телефонов.

С того дня виделись всего три раза, когда он по необходимости приезжал в поселок на объект.

Стремясь соблюсти приличия, Анна, прикупившая на сайте ЦУМа дорогой спортивный костюм, подстригшаяся и сделавшая в ближайшей клинике отбеливание зубов, не приглашала старинного друга в дом и поила его кофе в летней беседке. Удивительно, но Миши как раз в те дневные часы по разным причинам не было дома, и липучая Яна тоже была чем-то занята.

Эти два месяца Валера скрашивал почти каждый ее день.

Они обменивались смешными картинками и видео, старыми, из той, эпохи нулевых, песнями, докладывали друг другу о самочувствии, и, не ленясь строчить длинные, как сочинения сообщения, вспоминали общее прошлое.

И как-то незаметно хозяин небольшого ИП по установке окон стал ей роднее и ближе всех, а потому неизбежное – острое, обоюдное желание не состоявшейся двадцать лет назад физической близости, ощущалось не грехом, но закономерностью.

А тут еще третья мировая – захвативший мир вирус ковида – не оставляла права на долгие раздумья. Глядя бессонными ночами в мужнину худощавую, знакомую до мельчайшей родинки спину, Анна понимала: кроме Валерки, ничего в ее жизни уже не будет.

Завтра было неясным, тревожным – любой мог умереть от ковида, ну или серьезно пострадать – когда здоровья нет, уже не до чего…

Валера олицетворял собой все непрожитое, упущенное, принесенное в жертву работе и семье.

Касаясь, словно невзначай, ее протягивающей ему нарядную фарфоровую чашку кофе руки с теперь уже наманикюренными пальчиками, отряхивая с ее плеч и спины невидимые соринки, так же нагло, как когда-то, но теперь уже не коротко, а подолгу глядя ей в глаза, он разбудил в ней ту, что давно существовала только на цветных фотках в старых, пылящихся в сундучке под лестницей альбомах. Упругую, веселую, со смелым оттенком красного дерева волосами, целеустремленную кокетку – технолога ликеро-водочного завода.

Долгими бессонными ночами Анна, уже готовая сбросить с себя тяжелую многолетнюю броню, беззвучно рыдала, размышляя о том, как же так вышло, что главной целью ее жизни давно уже стала отдача пространству какого-то призрачного долга, растущего с каждым годом по мере роста благосостояния.

Пытаясь докопаться до его истоков, она включала в себе психолога и, вороша память, отматывала пленку в далекое прошлое.

Пока Анна росла фактически без отца, мать ее часто, хоть и без злобы, критиковала. Придиркам подвергалось все: внешность, одежда, качество уборки и неумело приготовленной по рецептам из кулинарной книги (чтобы мама после работы отдыхала) еды.

Аня всегда была хуже кого-то – трудолюбивой отличницы из класса, соседской девушки, которая умела шить красивую одежду, покойной бабушки, варившей изумительные щи.