Персонажи из торгового зала Solly доминировали на рынке андеррайтинга облигаций, так что журнал BusinessWeek провозгласил Salomon «королем Уолл-стрит»[807]
. В статье о компании говорилось, что в этом месте случались ночи «длинных ножей», если дела шли под откос. В таких случаях Гутфройнд избавлялся от всех, кого подозревал в инакомыслии[808].В 1985 году прибыль Salomon достигла пика, составив 557 миллионов долларов после уплаты налогов. При этом новые для компании виды бизнеса – в основном торги акциями – не приносили достаточной прибыли. К тому же внутренняя конкуренция начала выходить из-под контроля. Стали увольняться звездные трейдеры, которых переманивали миллионными гонорарами другие фирмы. Чтобы остановить исход сотрудников, Гутфройнд повысил зарплаты. Когда новые подразделения плохо срабатывали, он не расправлялся с ними, а принимал новые пятилетние планы по исправлению ситуации. Под его грозным характером скрывалось мягкое подбрюшье: он избегал трудных решений и серьезных конфронтаций. Постепенно он стал все меньше времени проводить в торговом зале. Пока над компанией сгущались грозовые тучи, он все больше отстранялся от руководства своим королевством. «Моя проблема в том, что я слишком вдумчиво подхожу к человеческим трудностям»[809]
, – скажет он позже.В одной из корпоративных историй, опубликованных примерно в это же время, автор заметил: вместо того чтобы принять решение и ожидать его исполнения, Гутфройнд привлекал к делу людей, на которых оно повлияет, и из кожи вон лез, чтобы последствия были для них приемлемыми. При этом он полностью контролировал ситуацию, а его решения после консультаций были окончательными[810]
.Впрочем, некоторые из прежних партнеров Гутфройнда, которые теперь стали управляющими директорами, бросали серьезный вызов его авторитету. Выполнив поставленную задачу по расширению деятельности, они начали обвинять его в раздутых расходах, соперничая за территорию, на которой хотели работать.
К концу 1986 года прибыли компании начали сокращаться из-за роста фонда зарплаты, выросшего из-за сорокапроцентного увеличения штата. Управляющие директора, сговорившись, чуть было не свергли Гутфройнда. Крупнейший акционер компании, южноафриканская компания Minorco, потеряла терпение и заявила, что хочет продать свой пакет акций. Гутфройнд не отреагировал, и акции Salomon продолжили волочиться на фоне взлетевшего на 44 % индекса Доу-Джонса. Вскоре Minorco нашла себе покупателя в лице Рона Перельмана, грозного корпоративного рейдера, захватившего Revlon.
Но директора не хотели работать на нового руководителя и его назначенцев[811]
. Гутфройнд нажал тревожную кнопку и позвонил Баффетту, попросив выступить в роли белого рыцаря: инвестировать в Salomon и спасти фирму от Перельмана[812].Это было совсем не то, что владеть компанией, продающей пылесосы. Salomon занималась в основном торговыми операциями, и Баффетту это нравилось. Но, кроме этого, компания протискивалась в сферу инвестиционного банкинга и, уступив с некоторым запозданием давлению рынка, создала банковский бизнес по финансированию поглощений при помощи «мусорных» облигаций. Эту часть работы Уоррен презирал.
Тем не менее, ему была по душе искушенность Salomon в перестройке рынка облигаций в то время, когда хороших идей для покупки акций становилось все меньше[813]
. Хотя Уоррен и поносил «мусорные» облигации, он не упускал возможности получить выгоду и занимался арбитражем поглощений: продавал в короткую акции компании-покупателя и покупал долю в приобретаемой компании. Поскольку арбитражное подразделение Salomon приносило большую часть от общей прибыли, фирма представляла собой арбитражную машину. К этому закоулку Уолл-стрит Баффетт испытывал глубокую привязанность и уважение.Кроме того, Уоррен почувствовал, что Гутфройнд буквально источает отчаяние. Он ответил, что Berkshire купит привилегированные акции Salomon на 700 миллионов долларов при условии их доходности в 9 %[814]
. Гутфройнд приказал своим ошарашенным сотрудникам разработать такую ценную бумагу, которая обеспечила бы Баффетту желаемую доходность. Обычно что-то похожее можно было получить только на «мусорных» облигациях. Рукопожатием они скрепили соглашение о покупке привилегированных акций с девятипроцентным купоном, которые можно конвертировать в обыкновенные акции по 38 долларов за штуку[815].Девятипроцентный купон давал Баффетту премиальную доходность до тех пор, пока акции не достигнут установленной цены. Тогда он имел право конвертировать их в обыкновенные. Благодаря этому возможности для роста были неограниченными. Но если акции падали, Уоррен имел право вернуть ценную бумагу Salomon, получив свои деньги обратно[816]
. Сделка обещала доходность в размере 15 % на инвестиции, риск которых был очень низок[817].Все в Salomon были возмущены[818]
. В обмен на огромную доходность Баффетт, как позже объяснял писатель Майкл Льюис, всего лишь сделал «беспроигрышную ставку на то, что Salomon не обанкротится»[819].