Оттого Виктор Викторович, несмотря на контузию духа, воспринимал инициативу антисаддамовского заговора не более, чем казус даже не политических, а бытовых недорослей, как нечто абсолютно невозможное, вследствие чего не подлежащее разбору в принципе. В итоге всячески обходил стороной дилемму, без решения которой было не обойтись: уступить нажиму или послать консорциум ко всем чертям на переэкзаменовку?
Ни одному слову шантажистов, не говоря уже посулам реабилитировать, он не верил. На ремарку в инструкции, что изделие не орудие убийства, про себя ухмыльнулся. Ночью же – то ли во сне, то ли в яви – промелькнуло: «Заколка, не исключено, маячок для ракеты, которая не только разорвет на куски представительный форум, меня включая, камня на камне от резиденции Саддама не оставит».
Раздался громкий стук в дверь. Посувалюк вскинул голову и, казалось, раздумывал: «Это, кто?».
– Виктор Викторович, вы у себя? – донесся голос Игоря Тимофеева, офицера по безопасности.
– Заходи! – пригласил посол.
– Война, похоже, началась… – объявил Тимофеев, прикрывая за собой дверь, и добавил: – Для нас, по крайней мере.
– В смысле?
– Судить не мне, – вспомнил о табели о рангах офицер, – мое дело докладывать…
Посувалюк энергичным жестом указал безопасности на кресло.
– Прямо таки эшелонированная атака, Виктор Викторович. Не знаю, с чего начать… – делился своей тревогой офицер.
– С самого начала, – предложил глава дома, испытывая необъяснимый прилив надежды.
– В восемь радист пытался выйти на связь – безрезультатно, сплошные помехи, – принялся излагать сводку с театра военных действий Тимофеев. – Сообща проверили аппаратуру – все норме. Так что оставалось последнее: антенны. На крыше мы с Валерой добрую минуту оглядывались: туда ли попали? Антенны, точно сосульки, растаяли. Но рассмотрели наконец: антенны спилены под корень, а точнее, перекушены. Лежат друг за дружкой в ряд…
– Подожди, – замотал головой посол. – Нас лишь восемь душ, деловая активность – почти на нуле! Кто-то да бы услышал!
– Поначалу и я своим глазам не верил – по той же причине. Но, успокоившись, сообразил, что серьезные кусачки практически беззвучны. Да и, надеюсь, понимаете, что дело было ночью. Вчера-то связь работала…
– Подожди, а с телефоном, телексом – что? – Посувалюк потянулся к аппаратам.
– В ажуре, но толку… Шифровку-то не передать…
В смятении чувств Посувалюк часто закивал.
– Но это пока цветочки, – призвал крепиться духом Игорь Тимофеев. – Мы изолированы и территориально…
– Это как? – Посувалюк прищурился.
– На нашей улице два блокпоста, останавливают не только транспорт, но и каждого прохожего. Не залезь я на крышу, не увидел бы.
– Что здесь нового, Игорь? Весь город в блокпостах, – резонерски возразил посол.
– Кто бы сомневался, Виктор Викторович. Только в поле зрения лишь те, кто нас блокируют, причем с обоих направлений, в ста метрах друг от друга. На соседних улицах – полная идиллия.
– Ну не знаю, Игорь… – то ли осторожничал, то ли дипломатничал, сторонясь выводов, Посувалюк. – Это их право – война на носу. Да и мародерство сплошь и рядом.
– По-вашему, с антеннами тоже мародеры подсуетились, заготовив на металлолом? – без экивоков пристыдил начальство офицер.
Посувалюк резво повел головой, словно нечто вспомнил, но промолчал и погрузился в раздумья. Тимофеев чуть поморщился, казалось, намекая главе дома заступить на должность наконец.
Бесхребетная позиция шефа его и правда дезориентировала. Даже если закрыть глаза на диверсию, то одно несанкционированное проникновение в посольство в мировой практике – случай из ряда вон. Так что, полагала безопасность, посол был обязан объявить тревогу, как только о неслыханном событии услышал.
Между тем в состоянии тревоги посол пребывал уже третий год кряду, а, прознав о явке с повинной бывшей пассии в Москве, икал от ее преизбытка. Со вчерашнего же дня, по предъявлении счета к оплате, перебрался в новую плоскость – теневой вовлеченности в заговор, отдавал он себе отчет в этом или нет. Инструкция-то с заколкой перекочевали в его личный сейф – на полку со сверхсеретными материалами, а не в бак для мусора.
Эта причастность знала свои приливы и отливы, но с течением времени заявляла о себе все явственнее. А час выбора не наступал только потому, что установка на акцию и прихваченный исполнитель, будучи детищами разных миров, обречены на естественную фазу притирки.
При всем том, кроме как подчиниться диктату или наложить на себя руки, иной альтернативы у Посувалюка не было – столь круто замешал раствор шантажа злой гений Биренбойма. Обложить штрафника сразу двумя загранотрядами – могло прийти в голову лишь ему, грозе арабского Востока, эксплуатирующего синтез еврейского ума и присущего восточному генотипу коварства в качестве горючего его гибридного сверхдвигателя.