Багдад до востребования

Горькие слезы мешались с шоколадом, безотчетно поглощаемым, совершая скорбный круговорот. В коричневых пятнах блузка от Армани, вздувшееся лицо, размытый макияж. Слезы иконы успеха и фетиша самцовых грез, канул в прорубь отчаяния образ неприступной «Мисс Элегантность». Папарацци и неделю бы не спали – лишь бы запечатлеть этот кадр.

Быть может, причина истерики война, которая вот-вот разразится? Коллеги-то буквально посерели, второй день не высовывая из гостиницы носа. Глубокомысленно вывели, что коалиции бессмысленно дожидаться пятнадцатого – Хусейн не сдвинул в Кувейте свой контингент ни на сантиметр. Потому наседают на администрацию отеля: «Переоборудуйте подвал в бомбоубежище, уже сегодня!»

Тут Сюзанн вспомнился Берт Рейнолдс, долго подбивавший к ней клинья, но отвергнутый в итоге. Самовлюбленный индюк, в своем узком кругу язвила она. Промелькнули в памяти и несколько бурных романов, кому только не поднявших рейтинг, но лишь усугубивших ее одиночество. Наконец хмурое прозрение, почему она здесь, в этом преданном остракизму крае: подсознательный позыв свести счеты с жизнью, утерявшей смысл. Тотчас навалилось, что родиться красивой – коварная западня. Прок от десятков воздыхателей, ею изведенных? Что это, как не садомазохизм? Или, в лучшем случае, патологическая тяга к унижению ближних.

Сорок два уже. Что в активе? Коллекция мумий, большая часть – неузнаваемых. Ни детей, ни интимной гавани, ни уюта домашнего очага. Убитая горем мурзилка у треснувшего корыта судьбы, импульсивно кинувшаяся в свинцовые объятия смерти.

Между тем встреча с нежданным пришельцем взбудоражила, а точнее, вспыхнула маяком откровения. При этом натура капризной сумасбродки, прозванной в CNN «черная вдова», ночью, после расставания с «вновь прибывшим», металась. Сюзанн то растворялась в природном обаянии человека-загадки, то кляла себя за опрометчивый, из сплошных подводных камней, контакт.

К концу 80-х имидж русского на Западе преобразился. Насаждавшийся десятилетиями образ «медведя-надзирателя» гумманизировался в нахлебника из программы социального обеспечения, стоящего с протянутой рукой. Миллионы экономических мигрантов из СССР осаждали посольства благополучных стран, из всех сил костеря родину-банкрота. Западные же аналитики, приветствуя эпоху Горбачева, во внутреннем дискурсе и не думали укрываться эвфемизмами, называя «Большое Перемирие» капитуляцией русских вследствие крестового похода Рейгана на «империю зла».

Оттого в системе координат общества процветания, крайне корыстного в своей сути, слыть русским было не столько не престижно, сколько означало нести клеймо чужака-неудачника из бесполезной, а где – взывающей к бдительности галактики. Так что прихвастнуть связью с русским мог лишь маргинал, либо индивидуум крайне экстравагантного поведения. Что-то вроде причуды Элизабет Тейлор, в седьмой раз вышедшей замуж за работягу, с которым познакомилась в кружке анонимных алкоголиков…

Однако, невзирая ни на что, «русская комета» мистически к себе тянула, в последние два дня заставляя «черную вдову» раз за разом трепетать. Ей казалось, что впервые она встретила мужчину, чью книгу размышлений и эмоций подмывало от корки до корки освоить. Одновременно мудрый, независимый и толерантный, Семен обволакивал своей аурой, в дымке которой хотелось, свернувшись калачиком, мурлыкать. Но по-настоящему завораживала его естественность, чем он разительно отличался от западного обывателя. Ни дежурных улыбок, ни расхожих штампов, какой-то необыкновенно живой и настоящий – ни грамма фальши. Его мироощущение напрочь лишено стереотипов, что поражало вдвойне: как удалось сохранить духовную автономию в условиях тоталитарного безвременья?

Но, когда Семен вчера не явился к завтраку, женское начало Сюзанн, глубоко уязвленное, зашипело: «Приблизила зачем? Без роду, без племени, да еще с внешностью фермера в каком-то поколении. Изменила принципам – утирайся теперь от плевка! Мужчина лишь в одной позиции приемлем – на карачках! И чтобы милю хотя бы прополз…»

Вместе с тем, уже в номере, ее одолели сомнения: «Не случилось ли чего? Багдад – город на осадном положении, не так повернулся – кости не соберешь». Потянулась к телефону, но остановилась на полпути: «Не заигрывайся. Суждено – сам явится».

Но Семен не объявился ни так, ни эдак. И к вчерашнему вечеру ей чудилось, что он – фата моргана, рождаемая преддверием катастрофы. Ничем не намекнул о себе и сегодня до обеда – будто драпанул в свою галактику, израсходовав весь ресурс. Сюзанн было настроилась вышвырнуть его из своей территории, когда прозвучал звонок. «Он!» – подумала она тотчас. Но трубку взяла не сразу – подбирала для отповеди слова, входя в образ униженной и оскорбленной.

Между тем абонент – отнюдь не Семен и не получалось вникнуть, кто он и почему. Все же сквозь туман растерянности проступило – директор отеля, приглашающий, сама любезность, на беседу.