Багдад до востребования

– Отвечайте, Талызин! – нажимал полковник, указывая на распахнутую коробочку.

– Что на сей раз? – уходил от ответа инженер. – В чем загвоздка?

Дознаватель вернулся к столу, уселся, не выпуская футляр из рук. Осторожно, точно лезвие, извлек заколку, осмотрел. Водрузив на открытую ладонь, спросил:

– Что это?

– Заколка для галстука. Не видите? – едва озвучил Семен Петрович, уводя взор.

– Она почти в два раза шире и толще нормальной, – возгласил первый пункт обвинения дознаватель.

Рассмотрел аномалию и Талызин, впервые лицезрев «свою» заколку живьем. Первое, что ему пришло на ум: объясняясь, призвать какую-нибудь инженерную закавыку, допустив, что дознаватель в технике профан. Но рисковать он не стал, прыгнув «солдатиком» в водоворот импровизаций.

– Вы о такой экономической формации, как социализм, слышали, полковник? Когда «все вокруг народное, все вокруг мое»… – обратился инженер, закидывая нога на ногу.

– А при чем здесь социализм? – усомнился дознаватель, причем совершенно искренне.

– При том, что технические нормы у нас столь же щедры, как и русская душа. Шучу, конечно. – Талызин вымученно улыбнулся. – То, что перед вами, – классический пример экономики, замкнутой не на потребителе, а на самой себе. В ее основе – немыслимый с позиций свободной конкуренции принцип: лишь бы мне, производителю, было удобно. Потребитель-то, в условиях тотального дефицита, что ни подсунь, купит. Пусть в последние годы…

Полковник судорожно перевернул заколку на тыльную сторону, оборвав монолог. За секунду-другую его лик заметался в диапазоне «недоумение – изумление – конфликт с увиденным». Затем, прищурившись, дознаватель стал нечто по слогам вполголоса произносить. Глаза слева направо прошлись разок-другой, из чего следовало: полковник читает. Только где – на заколке?

– Что это эс-пэ, Талызин? – дознаватель поднял на Семен Петровича затуманенный, неясных намерений взгляд.

Все еще пребывая в инерции политэкономического экскурса, Талызин хотел было брякнуть «совместное предприятие», но в последний момент осекся, осознав, что вопрос явно непраздный, между ним и заколкой – прямая связь. И даже не предположить, чем чреватая. При этом нечто подсказывало: верный ответ сулит избавление. Ведь, судя по первой фазе допроса, лопнувшей (на уровне ощущений) как мыльный пузырь, полковник терял инициативу. Стало быть, камень преткновения – треклятая заколка. Кроме того, не вызывало сомнений: в исходной точке у полковника за пазухой ничего не было, и весьма похоже, казус с несанкционированным прибытием тот готов как издержку бюрократической неразберихи проглотить.

– Дорогому С.П., – по слогам, бездумно проговорил дознаватель, не подозревая какой промах допустил. Не добавь он «дорогому», инженер, ежеминутно обмакиваемый им то в смолу, то в кислоту, ни за что бы не додумался.

– С.П. – это Семен Петрович, – сообщил Талызин, отчаянно мигая. Лишь затем его пронзило, что «Дорогому С.П.» – гравировка на заколке, неким животным инстинктом им разгаданная.

Только откуда она взялась? При доскональном многочасовом инструктаже столь немаловажную деталь Шахар не мог выпустить из виду. На даче, накануне отъезда, обкатывались частности, куда менее важные.

– А зачем вам заколка, Талызин? – не желал сдаваться дознаватель. – Вы даже галстук не носите!

Семен Петрович понуро, в полном опустошении опустил голову, словно выбрасывает белый флаг. Замечание его и впрямь подкосило. Он вспомнил, что утром первого января, впопыхах собираясь у себя дома, не захватил ни одного. Теперь же, с учетом памятной надписи, – кто только ее выгравировал! – крыть нечем, ибо сувенир или подарок, как аргумент, не пройдут.

– Как это по-русски? Если не ошибаюсь, «играть в молчальника»… Ладно, мы сами проверим. Абдалла! – Полковник о чем-то распорядился на арабском.

***

г. Кунцево, в это же время

Шахару страшно не хотелось вставать, притом что валяться до девяти утра на задании – презрение буквы и духа шпионского устава. Между тем ни пассивная лежка последних дней, ни зима, притупляющая активность, здесь ни с какого боку. Не хочется и весь сказ. А точнее, назойливая судьба осточертела.

Сегодня его будут задерживать – увы, на то похоже. И, скорее всего, ноги не унести. Как и не свыкнуться с мыслью, что, поимев его сполна, свои повернулись спиной, если не предали. Коль так, то почему бы не нежиться на хрустящих простынях. Когда еще доведется?..

Тем временем «Старик» ворочается, исподволь постигая, что дуться на весь мир лучше бодрствуя. Прок от пролежней? Да и вломятся с минуты на минуту, голышом в автозак не дело. Но для начала пусть возьмут! Задешево не выйдет…

Шахар отбросил одеяло и, обувшись в тапочки, пошлепал к умывальнику, раздумывая, почему его не арестовали еще вчера, по убытии инженера. Побрился, умылся и с полотенцем на шее проследовал в зал. Завтракать, а там видно будет.