Багдад до востребования

– Вызовите на 9:50 такси, пожалуйста, – обратился к метрдотелю Талызин по-арабски.

Убедившись, что заказ принят, он поднялся в номер, где наспех оделся, после чего расстегнул лежащий в углу чемодан. Глазами нечто рассеянно искал, казалось, вспоминая, куда что пристроил. Встряхнулся, дав себе команду собраться.

Похоже, вышло. Лихо опрокинул содержимое чемодана на кровать и в два счета отобрал синий футляр-коробочку и «Экспансию». Футляр машинально засунул в боковой карман пиджака, а вот с книгой вышла заминка. Усевшись на кровать, он добрую минуту перекладывал ее из одной руки в другую. Наконец потянулся за спину и вытащил из скарба целлофановый мешок с новой рубашкой, приобретенной в «Шереметьево». Со скепсисом осмотрел и небрежно забросил обратно, надо полагать, разочаровавшись в выборе. Бодро вскочил на ноги, уложил скарб в чемодан и вернул его на прежнее место. Книгу же затолкал во внутренний карман пальто.

– Аль-Мутанаби 605, посольство СССР, – распорядился Талызин, устраиваясь на заднем сиденье видавшего виды «Мерседеса».

– Аль-Мутанаби? Весь район «Аль-Мансур» закрыт, – ответствовал, чуть подумав, таксист. – Блокпосты, три дня как…

Кроме «Аль-Мансур», Семен Петрович ничего не понял, но большего ему и не требовалось. В прошлой командировке он неплохо изучил Багдад, зная, что Аль-Мансур – район города. Судя по кислой мине водителя, не попасть туда.

Удивляться было нечему. На коротком отрезке между аэропортом и кварталом правительственных учреждений Талызин насчитал вчера дюжину блокпостов. Не сопровождай его офицер «Мухабарата», на первом же был бы задержан. Хоть и ныне в кармане пропуск, каков его диапазон – большой вопрос.

Талызин ухмыльнулся, озадачив наблюдающий за ним извоз. Клиент в порядке? Чему радуется? Часом, не того?

Между тем Семен Петрович душевных аномалий не испытывал. Разве что недоспал, забывшись только под утро.

Ощетинивший зенитками и ракетами, кишащий военными Багдад, страх, охвативший всех и вся, – от высших чиновников, до рядовых граждан, где скупающих, а где растаскивающих последние съестные припасы, демоническая неуступчивость Саддама – не столь обескураживали, как являли собой прелюдию апокалипсиса, который вот-вот разразится – сотнями тысяч жертв и стертыми с лица земли городами. Кто-кто, а доктор инженерии, Талызин, прознав на совещании в Минпроме, насколько могуч арсенал коалиции, масштаб катастрофы не только мог представить, но и навскидку просчитать. Оттого потуги консорциума заговорщиков, капризом случая забросившего его в Ирак, к полудню вчерашнего дня о себе уже не напоминали, утонув в реалиях неотвратимой, как диктат мироздания, беды. Заступив в забытый богом, замерший в ожидании краха Багдад, самая бесшабашная личность не могла не поджать хвост, умалялась до утилитарной потребности спасти свою шкуру, выжить. И даже не замечалось, когда бремя обязательств, пристрастий, привычек, обратившись в балласт, оказывается за бортом дня.

Ворочаясь до рассвета, Талызин размышлял о том, что, невзирая на горький фатум, он не заслужил такого финала – сгореть как спичка в домне чужой войны. То и дело клял свою слабину, разжижившую волю и, как следствие, загнавшую в иракскую западню. Плевался на родину, приложившую руку к взращиванию тикритского монстра. Дулся на врага-приятеля Шахара, дьявольским умом и звериной хваткой к себе приворожившего. И, уже засыпая, между делом заключил: финальный аккорд заговора, который после всех злоключений ему будто бы раз плюнуть исполнить, в преддверии надвигающегося апокалипсиса, банально, по-житейски неуместен.

Каким бы монументально грозным ему поначалу не представлялся ближневосточно-московский синдикат, здесь, на месте, дышащем Везувием вселенской кары и вдобавок герметически закупоренным, он сподобился в карлика, грозящего бутафорской колотушкой. Предвоенный Багдад представлялся стихией, дикой и необоримой, с которой лишь самой матушке-природе по зубам бодаться – что бы там в «гостинцах» Шахара не припрятано… Оттого связь с прошлым оборвалась, замкнув внимание на коде выживания. В итоге исчезли не только навязчивые лики жены-дезертирши, но и бесследно растворились мать с дочерью, объявленные Шахаром заложницами.

Между тем, столкнувшись с притягательной американкой, в одном букете трогательно ранимой, мудрой и властной, Талызин с сивой тоской распрощался. Невидимая, но осязаемая всеми фибрами дыра соблазна потащила, всколыхнув надежду. Хотелось глотать озон ее откровений и, вкушая тот наркотик, нечто неординарное совершить.

Здесь воссоздался подряд, а точнее, произнесенная на его кухне Шахаром фраза: «… то, что ты в Ирак повезешь, нужно очень многим людям. Простым, хорошим людям – таким, как ты, Семен». Тотчас настигло: коль впрягся, доведи до конца, ведь куда ни смотри, режим Саддама – исчадие ада. Между делом отложилось: за какие шиши фемину из сытого до отрыжки мира намерен завоевать, Шахар ведь грозился… И ко всему прочему вспомнилось: по прибытии советский гражданин обязан в течение трех суток стать на консульский учет.