Багровая книга

   Россава не знала специфических национальных трений, и подстрекателей к погрому там не видно было никогда. Война, разные мобилизации, революция, не внесли никакой перемены в дружественные отношения.

   В феврале этого года Россава задыхалась в погромной атмосфере свыше трех недель, разбушевались страсти, и рос произвол. Но даже и тогда россавские крестьяне, в лице своего волостного правления, были защитниками евреев и по возможности уменьшали их страдания.

   Начало сделала банда петлюровцев.

   11-го февраля петлюровцы прибыли в Россаву из Мироновки, где помещался штаб. Они обошли несколько еврейских лавок и забрали, по погромным понятиям, совершенно "невинные предметы": папиросы, спички, свечи.

   И уехали обратно в Мироновку.

   Почти то же самое происходило ежедневно до 15-го февраля, с тою только разницею, что грабительские аппетиты и число прибывших казаков росло с каждым днем, поведение стало более нахальным, уверенным, начали входить в еврейские квартиры и требовать деньги, угрожая револьвером.

   И часто избивали.

   Налеты носили чистый, так сказать, бандитский характер. Солдаты при своей "чистой работе" не придумывали предлогов и ни в чем не обвиняли.

   Единственным обращением было:

   -- Давайте деньги.

В руках петлюровцев

   15-го февраля в деревню прибыла, также из Мироновки, другая банда петлюровцев. Они, по личным описаниям, по погромному методу, из сопоставления дат, были частью банды Голуба, которая прибыла в Мироновку из Степанцев. Это уже была банда с твердыми грабительскими намерениями, с выработанной погромной программой, с лозунгом, мало логичным, но хорошо действующим:

   "Евреи -- большевики, евреи -- спекулянты, нужно вырезать всех евреев".

   И при этом с заряженными ружьями, с нагайками, кро-

   70

   вавыми расправами и кулачным требованием денег. Эта банда принесла с собою специфически погромный ужас и панику. Она сразу нашла в деревне "своих", и вокруг казаков сновали, как приятели и полезные советники, местные бандиты и отбросы. Казаки распространились по деревне и навещали исключительно еврейские дома. Деньги они требовали уже весьма крупные: 20 и 30 тысяч рублей и в своих требованиях были упорны, непреклонны. Только когда нападали на еврея бедняка, довольствовались волей-неволей и сотней рублей и еще меньшей суммой. Первое более значительное выступление казаков состояло в следующем:

   Согнали 30 евреев возле бани.

   У всех опустошили карманы.

   Раздели.

   Приказали:

   -- Бегать.

   По бегающим открыли стрельбу, но, как видно, только для того, чтобы попугать "жидов" и для собственного удовольствия, так как оказался один только раненый.

   Когда характер погрома начал вполне определяться -- как массовые убийства со всеми специфическими атрибутами, как например натравливание крестьян на евреев, когда установлены были два готовых к делу пулемета посреди деревни и согнаны были все евреи, стар и мал в качестве заложников, обреченных на смерть, как "денежные мешки" и вообще как евреи,-- в это время казаки получили вдруг приказ отступать.

   И они поспешно покинули деревню.

   Россава вздохнула свободно.

   С 16-го по 18-е февраля в ней царило спокойствие. Из Мироновки прибыли большевики. Еврейское население встретило их очень дружелюбно, угощало, чем только можно было: пищей, папиросами. Надеялись, что большевики защитят деревушку от зверств и жестокостей петлюровцев. И евреи не обманулись в расчете. Большевики словом и делом,-- например арестом бандитов,-- успокоили население. К какой воинской чести большевики принадлежали -- не установлено. Они сами себя называли просто: "конной разведкой".

   Россава уже начала отдыхать.

   Но опять не суждено было россавским евреям свободно ходить по улицам, их делом опять было дрожать где-то в темном углу и постоянно торговаться за свою жизнь, за жизнь семьи.

В руках махновцев

   19-го прибыли из Мирононки махновцы на подводах и начали реквизировать, исключительно в еврейских домах,

   71

   продовольствие,-- муку, сахар, крупу. Еврейское население вначале относилось довольно хладнокровно к этим реквизициям, оно считало их законной необходимостью:

   -- Солдатам нужны продукты.

   Но от продуктов солдаты скоро перешли к реквизиции других ценных вещей, -- как белье, платье, часы и другие привлекательные домашние предметы.

   Еще день...

   И солдаты вошли в окончательную погромную роль: распространялись группами в три-четыре человека по деревне, грабили, что попадалось в руки.

   Избивали.

   Ставили лицом к стенке и, угрожая расстрелом, требовали денег.

   С ними торговались. Они уступали, приходили к соглашению,-- в общем, явление уже знакомое для россавских евреев по банде петлюровцев. И эти солдаты при своих налетах на еврейские квартиры в большинстве случаев никаких обвинений евреям не бросали.

   Твердили только одно:

   -- Давайте деньги.