Багровая книга

   Лучшие из них не могли помочь ничем.

   Свирепые насильники хозяйничали на просторе, как настоящие "хозяева жизни".

   ...Рассказы потерпевших кошмарны...

   77

Крестик

(Рассказ Мойши Зарахинскаго)

   ...Вечером зашел в квартиру вооруженный солдат, трезвый, стукнул кулаком о стол и потребовал сдать ему оружие.

   Я заявил:

   У меня нет... обыщите.

   Тогда он сказал:

   -- Оружие не важно, дай 20.000 рублей.

   У меня было только 100 рублей, и я отдал их ему, отдал часы и другие вещи, но он все требовал названную сумму и, в случае отказа, грозил изнасиловать мою дочь, двадцатилетнюю девушку. Он схватил ее за руки.

   Стал тащить ее.

   Я бросился к нему и, не помня себя, завязал с ним борьбу. Случайно я заметил, что затвор ружья открыт, что пули там нет, и это дало мне мужество бороться с ним. Он несколько раз ударил меня прикладом, но я сзади вцепился в него и мешал ему совершить гнусное насилие над дочерью.

   Так мы боролись около часу.

   Видя, что он цели не достигнет, солдат приказал мне раздаться, отдать ему одежду и указать, где живет еврей портной.

   Я все исполнил.

   И он удалился.

   Мы оставили дом на произвол судьбы.

   Дочь мою приютила соседка христианка, которая сочувственно отнеслась к нашему горю. В понедельник утром, когда дому крестьянки стала грозить опасность обыска, она одела дочь мою в крестьянское платье, накинула ей на шею крестик.

   И благословила ее в путь.

   Дочь моя направилась в ближайшее село. По дороге ей пришлось проходить льдом через речку. Она была очень взволнована, не заметила перед собой проруби и, попав в нее, погрузилась по пояс в воду. Выкарабкавшись с трудом, она забрела в христианскую хату, где ее переодели снова в крестьянское платье.

   Одели крестик.

   И отпустили.

   Она ушла в Богуслав.

   Ее жених убит в тот же день.

   ...И вот я, разоренный, разбитый и обнищавший, влачу один свое жалкое существование, счастливый уже тем, что удалось мне своими слабыми силами спасти честь своей дочери...

   78

 

Расход

(Рассказ старика-еврея)

   ...Меня окружила группа всадников, приказала вести к моему дому и по дороге спрашивала:

   -- Кто стрелял против нас.

   Не дойдя до дому, потребовали денег и грозно говорили:

   -- Отправим в штаб Духонина.

   Денег у меня не было, и они повели меня куда-то в сторону. Распоряжался один в казацкой бурке, по-видимому, старший. Я спрашивал -- куда они ведут меня, на что они неизменно отвечали:

   -- В расход.

   Нашли укромное место, приставили к стене, велели закрыть глаза.

   И выстрелили.

   Но выстрел попал в крышу.

   Опять требовали...

   -- Денег... десять тысяч... или выведем в расход.

   Я ничего не мог предложить им.

   Они снова повели меня.

   Зашли в чью-то полуразрушенную квартиру. Велели мне лечь на кровать лицом вниз и стали наносить удары шашкой. Ударили раз двадцать. У меня не было уже более сил терпеть. Я предложил им повести меня в деревню -- авось удастся у кого-нибудь раздобыть денег. Они согласились и уже уменьшили требование до тысячи рублей. Я подвел их к дому Очаковского. Там заметили меня, поняли мой жест и вынесли 250 рублей

   Но они сказали:

   -- Нет... мало.

   Я попросил у Очаковских еще денег. Дали еще 150.

   ...Отпустили...

"Солдат армии труда и революции"

(Рассказа Ильи Шмулевича)

   В воскресенье 2-го марта уставший от трехдневных волнений и бессонных ночей, я спал позже обыкновенного. Когда я еще лежал в кровати, в нашу квартиру вошли два большевика и, увидев меня, приказали идти "на сход молодежи", который происходил в доме местного еврея Могилевского. Отправились. Оборачиваясь, я заметил, как один из солдат следит за тем, куда я иду. В доме Могилевского было

   79

   собрано 20 евреев и 5 местных крестьян, причем среди евреев были и малолетние. Здесь я узнал, что сюда согнаны для допроса все встреченные на улице большевиками молодые люди. Войдя в комнату, где, как мне сказали, заседал Революционный Трибунал, я спросил:

   -- Зачем меня потребовали?

   Мне ответили:

   -- Ты арестован.

   И приказали войти в другую комнату, которая находилась под охраной часового. Революционный Трибунал состоял из десяти человек, среди которых я заметил россавского комиссара и всех обезоруженных накануне солдат. Нас выводили по одному для допроса. Когда настала моя очередь, и я предстал перед Трибуналом, один из обезоруженных солдат сказал, что твердо помнит, как молодой человек в такой же фуражке бил его. Я пробовал возразить, что таких фуражек в селе много, и потому фуражка не является признаком моей причастности к происшедшему недоразумению. Но мои слова были оставлены без внимания. Меня взяли под арест.

   Нас собрали 8 человек, из них 6 евреев.

   Переписали.

   Без всякой видимой причины освободили трех, а оставшиеся 5 человек под конвоем из двух вооруженных солдат и побитого накануне большевика-еврея, повели, как сказали, для вторичного допроса в какую-то канцелярию. Сопровождавшие нас солдаты по дороге объявили:

   -- Ведем на расстрел.