Их осталось только трое: незамужняя тетушка, сэр Бартлби Харвелл, праправнук леди Харвелл, совершенно никчемный экземпляр, и его дочь, старая дева. Они несколько часов рассказывали мне семейные предания, показывали альбомы с фотографиями, говорили о леди Харвелл в почтительных тонах. Несмотря на их преклонение перед этой женщиной, у них, увы, почти нет никакой полезной информации о ней: большую часть из того, что они рассказали, я узнал и без них в ходе моих расследований. Они угостили меня ланчем из подсохших огуречных сэндвичей и слабого чая. Я был раздосадован. Я откладывал встречу с потомками леди Харвелл до той поры, пока не продвинусь в своих исследованиях, будучи уверен, что демонстрация моего близкого знакомства с обстоятельствами жизни их предка развяжет им языки. И вот, когда языки у них развязались, выяснилось, что результат всех моих усилий будет ничтожный.
Тем не менее во время ланча я спросил, в каком состоянии находятся бумаги леди Харвелл. И тут выяснилось, что трое оставшихся на свете Харвеллов ничего не знают ни о каких бумагах, но они сказали мне, что если таковые и существуют, то находятся они на чердаке. Я, естественно, попросил их допустить меня туда. После недолгих уговоров они согласились. И по завершении ланча сэр Б. повел меня по гулким галереям, вверх по шаткой лестнице в задней части дома на втиснутый под карнизы чердак. Света там не было, но я, по счастью, предусмотрительно взял с собой фонарик и запас батареек.
Чердак уходил куда-то в бесконечность. Чего здесь только не было: древние корабельные сундуки, штабеля пустых корабельных ящиков, портновские манекены, груды корпии, бесчисленные, аккуратно перевязанные бечевой стопки старых номеров «Таймс» и выпуски «Панча» многодесятилетней давности. Все было покрыто толстым слоем пыли, зловонные хлопья пыли взлетали в воздух и от наших шагов. Поначалу сэр Б. присматривал за мной (возможно, опасался, что я набью карманы каким-нибудь древним хламом), но вскоре пыль и писк крыс стали для него невыносимы, и он оставил меня одного.