Багровый лепесток и белый

Да, дорогие читатели, то было мое второе тело, мое солнечное тело – абсолютно совершенное: исчезли все отметины, которые оставляло на нем страдание.

Я так страстно желала увидеть его безупречность, что склонилась лицом прямо в огонь, испытав упоительное ощущение.

В особенности порадовали меня моя грудь, такая маленькая и гладкая, и нижняя часть моего тела, свободная от грубых волос, и, конечно, лицо, с которого стерлись все тревоги. Должна сказать, мне было легче оттого, что она спала, поскольку не думаю, что мне достало бы отваги заглянуть себе в глаза.

Наконец взял верх испуг – или удовлетворение, – я покинула комнату и со всех ног бросилась в свою келью.

Конфетка переворачивает страницу, но пафосно-нравоучительный эпизод – это, видимо, все, что успела написать Агнес для книги «Просветленные мысли и размышления о сверхъестественном Агнес Пиготт», прежде чем пришла к роковому решению откопать из земли свои старые дневники.

– Ну и что ты думаешь? – спрашивает Уильям. Он сидит на краю письменного стола, а Конфетка стоит перед ним с раскрытой тетрадью в руках.

– Н-не знаю, – тянет она, все еще пытаясь догадаться, чего ей ждать от этого утреннего вызова в кабинет. И она, и Уильям смертельно утомлены, и, безусловно, обоим лучше бы занять измученные мозги не разбором бреда Агнес, а чем-нибудь другим.

– Она хорошо изложила сюжет, правда?

Уильям изумленно воззрился на Конфетку. Глаза у него больные и красные от бессонницы. Он было открыл рот, чтобы ответить, но у него заурчало в животе.

– Шутишь, что ли?

Конфетка закрывает тетрадь и прижимает ее к груди.

– Нет… конечно нет… Но… Но это описание… Это ведь сон, так? Рассказ о том, что приснилось…

На лице Уильяма – гримаса раздражения.

– А остальное? А начало? Эти, – (он произносит слово с преувеличенным отвращением), – «уроки»?

Конфетка закрывает глаза и глубоко дышит, борясь с желанием расхохотаться или посоветовать Уильяму оставить в покое свою несчастную жену.

– Ты ведь знаешь, я не самый религиозный человек на свете, – она вздыхает, – поэтому я не могу судить…

– Безумие! – взрывается он и ударяет ладонью по столу. – Чистый бред, ты что, не видишь?

Она отступает, инстинктивно отступает на шаг. Говорил ли он с нею так резко раньше? Может, расплакаться и дрожащим голосом пролепетать: «Ты н-напугал меня», чтобы он покаянно обнял ее? Быстрый взгляд на эти руки и на кулаки заставляет передумать.

– Посмотри, ты посмотри на это! – бушует Уильям, указывая на шаткую стопку книг и брошюр на письменном столе. Их переплеты скрыты под суперобложками ручной работы – из драпировки или шелковых лоскутов. Хватает верхнюю, открывает и громко, издевательски читает: – «От материи к духу: результат десятилетнего опыта вызывания духов, вместе с советами для неофитов. Силия И. Де Фой». – Отшвыривает книгу, как безнадежно перепачканный носовой платок, хватает другую. – «Палец в ране Христа: исследование библейских тайн. Д-р Тибет». – Отшвыривает и эту. –  Я обыскал спальню Агнес, чтобы убрать оттуда все, чем она могла навредить себе. И что я обнаружил? Два десятка этих мерзких книжонок, которые она прятала в корзинках для шитья. Выписаны издалека – из Америки – или украдены – да, украдены – из библиотеки спиритов в Саутгемптон-Роу. Книги, которые не стал бы печатать ни один нормальный мужчина и не стала бы читать ни одна нормальная женщина!

Конфетка тупо моргает, не в силах оценить смысл этой тирады, но поражаясь яростности Уильяма. Тут гора книг и брошюр неожиданно рассыпается по всему столу. Одна падает на ковер – маленькая книжица размером с молитвенник, аккуратно обернутая в кружева.

– Уильям – ты чего от меня хочешь? – спрашивает Конфетка, следя, чтобы в голосе не прозвучало озлобление. – Ты вызвал меня сюда. Софи сидит без дела в классной комнате, а я должна смотреть на вещи Агнес, которые ты… конфисковал. Не спорю, они свидетельствуют о чрезвычайно… спутанном сознании. Но чем я могу помочь?

Уильям запускает руку в волосы и, вцепившись в прядь, с силой прижимает к черепу – жест раздражения, который в последний раз она видела во время его спора с торговцами джутом в Данди.

– Клара заявила, – стонет он, – что категорически отказывается давать Агнес… лекарство.