– Ох, Кларк, детка! – Майкл делает акцент на моей фамилии. – Я уже просил тебя не задавать вопросы, на которые не хочешь слышать ответы?
– Если ты не желаешь, чтобы мы собачились, придется открыть свою душу.
Я забираю у него бутылку и делаю новый глоток.
– Я никому не рассказываю о том, что творится у меня в душе.
– А ты пробовал?
– Да. Я же был женат.
Я почему-то жалею о том, что спросила у него про раны. Быть может, не стоило так резво лезть в его душу? Да и к тому же зачем мне это знать?
– Ладно, прости.
– Нет. – Майкл закуривает вторую сигарету. – Мне кажется, нужно учиться делиться с другими людьми тем, что знаешь только ты. Ведь так?
– Делятся чем-то личным, тем, в чем есть уверенность.
– Да ты, я смотрю, подалась в мыслители? – Майкл издает короткий смешок и втягивает никотин.
– Нет, просто… Если ты не хочешь делиться, катастрофы нет. И вообще. – Я делаю паузу, чтобы собраться с мыслями. – Не нужно делать то, что тебе неприятно.
– А что, если я хочу с тобой поделиться?
Когда я встречаюсь взглядом с Майклом, мне почему-то кажется, что он в действительности только строит из себя такого каменного, а внутри него собран целый пестрый мир доброты и тепла, который по каким-то причинам он потихоньку забывает.
– Тогда я выслушаю тебя, – киваю я ему.
– В тот день, когда ты впервые увидела на мне синяки, ко мне зашел старый друг, с которым мы служили по контракту. Я его не видел очень давно, он так и не смог выбраться со дна общества. Он принимал наркотики, развлекался с проститутками… Я же отошел от этих дел, попытался наладить жизнь.
– Он что-то хотел от тебя?
– Да, хотел денег. И не только денег. Но я не стал его слушать.
– А что было потом?
Я отчетливо вижу, что Майклу рассказ дается с трудом. Но с другой стороны, быть может, ему сейчас необходимо выговориться. Ведь нас связывает не только контракт, но и то, что произошло неделю назад.
– А потом мы повздорили. Между нами завязалась драка, в которой я победил его и выставил за дверь.
– Грустно, когда теряешь друзей.
– Он уже давно был потерян для меня, – сказал Майкл и поджал губы.
На его лице дрогнул нерв, и я поняла, что все, что он рассказал, – не пустая выдумка. Это то, что грызет его изнутри.
– Спасибо, что поделился со мной.
– Всегда пожалуйста! – отзывается Майкл, мгновенно меняясь в лице.
Я отдала ему бутылку, Ким тихо поблагодарил меня и допил остатки.
– Почему нигде нет информации о том, что ты был женат?
– Когда служишь по контракту, приходится многое скрывать. В особенности информацию о семье. Я не хотел, чтобы они пострадали от моей беспечности.
– Они?..
– У меня два сына. Они сейчас далеко, на другом континенте. В безопасности.
– Сколько ты их не видел?
– Пару лет, – сказал Майкл, встал с бревна и потянулся. – А может быть, и больше…
Я склонила голову, рассматривая мокрый песок под ногами.
– Жена ушла от меня, но я всегда буду им помогать, – тихо проговорил Майкл.
В паузах, которые все чаще возникают между нами, слышатся неразборчивая музыка, доносящаяся издалека, и шум волн. Становится прохладнее, поэтому я плотнее кутаюсь в толстовку.
– Замерзла?
– Немного, – признаюсь ему.
Майкл протягивает руку.
– Пройдемся?
Я долго сомневаюсь, принимать его приглашение или нет. От откровений Майкла кружится голова. Сглотнув солоноватый ком колебания, беру его за руку и встаю с бревна.
Влажный холодный ветер усиливается. Мы неспешно идем по берегу, купая ноги в песке.
– Где ты берешь идеи для романов? – задаю вопрос, поднимая взгляд на Майкла.
– Они приходят сами, – с улыбкой отвечает он. – Что-то вспоминается из прошлой жизни, что-то я слышал от знакомых.
– Почему ты решил писать?
Майкл поворачивается ко мне. В его кофейных глазах нельзя ничего прочесть. Взгляд пронизывает мою душу каким-то невероятным хладом. Я торопливо отворачиваюсь, не в силах стерпеть.
– Тебе какую версию, для журналистов или чистосердечную? – ерничает Ким.
– А какую ты бы хотел мне рассказать?
Майкл издает короткий смешок, исполненный пренебрежения. Мысленно ругаю себя за то, что снова и снова безрезультатно пытаюсь вскарабкиваться туда, где кипит раскаленная лава. От собственной глупости я ощущаю, что краснею.
– Мне было сложно справиться с внутренними переживаниями и грустными мыслями. Они, как нависшее грозовое облако, не давали мне покоя.
– И тогда ты начал писать?
– Да. И это лучшее решение, которое я принимал в своей жизни. Как только я начал выкладывать душу на бумагу, я почувствовал огромное облегчение.
Майкл мнется, и мне кажется, что он припоминает свое темное прошлое. «Хотя судить о том, какое оно, я не имею права», – одергиваю я себя, пытаясь не сталкиваться взглядом с Кимом.
– Я творил полнейшую дичь, и единственным выходом для меня было писательство. Когда я сажусь за новую историю, я словно сам перед собой исповедуюсь. Я не особо верующий человек, – подмечает он, сунув руки в карманы, – но, как видишь, из этого выходят превосходные книги.
На последнем его слове решаюсь поднять голову. Майкл с печальной улыбкой глядит на меня, потом усмехается и отворачивается.
– Как ты понимаешь, я поведал версию не для журналистов.
– Знаю.