Барри Уокер спокойно относится к сложившейся ситуации, а вот другие сотрудники уже вовсю обсуждают наш роман. Роуз каждый вечер старается вынюхать у меня побольше информации о том, что происходит, и сейчас вновь повторяется та же песня.
– Да пойми ты наконец, Роуз, ничего не было! Если бы я не пошла на то свидание…
– Нет! – перебивает меня она. – Если бы ты не пошла на то свидание, то никогда бы не стала так популярна!
Ее интонация вызывает у меня всплеск тошнотворных чувств.
– О какой популярности ты говоришь?
– Твое имя знает весь мир!
– Но я не хочу быть популярной!
– Хочешь, – отрезает подруга. – Хочешь, но противишься этому.
– Ты не права, – мычу я в трубку, и повисает напряженная тишина.
– Слушай, Ви… Я понимаю, что тебе все это не нравится, но пойми и ты. Из всего этого можно выжать огромную пользу!
– Какую, к примеру?
– Ну… – Она медлит с ответом, подбирая воодушевляющие слова, чтобы как-то меня замотивировать. – К примеру, тебе могут предложить работу в более популярном издательстве.
– Это в каком же?
– В «Карпофэ», к примеру. У них финансовое положение куда круче, чем у нас.
– А если я не хочу?
– Значит, ты дура! – с горечью восклицает в трубку девушка.
Я уже представляю, как она надувает губки и теребит золотистый локон.
– Возможно, я и дура, но у меня есть друзья. Именно поэтому такая черная слава не приведет ни к чему хорошему.
– И соглашусь с тобой, и нет.
– Мне не нужна популярность, Роуз. Ты прекрасно знаешь, что важнее известность выпущенных произведений и довольные отзывы читателей, а не имена на первых полосах газет. Истории, написанные в книгах, живут вечно, а газеты – лишь однодневный хлам.
– Ты слишком строга к себе… – тихо говорит подруга. – Если тебе дают шанс, воспользуйся им. Возможно, другого такого не будет.
– Вот и славно, – отрезаю я.
– Ты неисправима! – отзывается она, вздыхает и замолкает.
– Роуз, я пойду, пожалуй. Голова какая-то чугунная после рабочего дня.
Мне не хочется слушать нравоучения от нее, какой бы хорошей подругой она ни была.
– Ладно. Но обещай, что позвонишь, если что-нибудь случится!
– Хорошо, – соглашаюсь я, но отчетливо чувствую, что вру сама себе.
– До завтра!
– Пока.
Я чувствую, что у меня болит не только голова, но и душа. Я бы ни при каких обстоятельствах не стала звонить Роуз, чтобы давать новый материал для сплетен. «Наше общение с Майклом заходит в тупик. Мы не говорим о случившемся между нами. Ни о первом поцелуе, от которого меня до сих пор воротит. Ни о том, как в нас стреляли. Ни о том, что на море за нами следили папарацци, а мы, как два голубка, были на ладони. Ни о втором поцелуе, от которого тоже теперь стало воротить. Мы не разговариваем ни о чем, кроме работы. Он лишь иногда поощряет меня, выдавая более длинную фразу, чем ”согласен”, ”менять не буду”, ”ты не права” и так далее. Меня напрягает все это». Размышляя подобным образом, я начинаю готовиться ко сну.
Но поспать выходит плохо, и утром никак не удается собраться с мыслями. Все буквально валится из рук, словно мне предстоит выступать перед всем миром с объяснениями, что между мной и Майклом ничего нет и быть не может. «Впрочем, кто поверит в это, когда наше фото, которое кто-то сделал на берегу, до сих пор расползается по всему интернету, как опухоль? Кажется, ответ очевиден не только мне, но вообще всем», – эта мысль помогает мне немного сосредоточиться. Собрав последние силы в кулак и нацепив на себя самый строгий костюм, я выдвигаюсь в офис.
В издательстве я появляюсь первая, поэтому вздыхаю с облегчением оттого, что мне не требуется скрываться от назойливых лиц, и немного успокаиваюсь. Мой стол покрывает небольшой слой пыли. Сдуваю ее и принимаюсь раскладывать вещи.
Невзирая на то, что занимаю пост главного редактора, я не чувствую на своих плечах ту ответственность, какую обычно ощущают в таком случае. Моя помощница Алиса, которая с недавних пор работает под моим крылом, пытается хоть как-то разбирать все, что мне приходится утверждать в печать, поэтому главная головная боль для меня – это новая книга Майкла, которая по срокам должна быть напечатана через полтора месяца. Не сказать, что наша работа идет быстро, но она и не замедляется. «Если бы Ким был более разговорчив и хоть немного старался помочь мне с редактированием, было бы легче», – с легким раздражением констатирую я.
Его надменность вызывает у меня неприязнь к нему как к личности. Даже невзирая на то, что между нами что-то проскользнуло. Мне кажется, такое ни в коем случае не должно менять мое мнение о нем. «Я два дня думала о том вечере и нашем поцелуе. И о том, что в тот момент творилось у него в голове. С чего вдруг у него появилось желание меня поцеловать? Я была уверена, что наша неприязнь взаимна, однако теперь получается, что это не так?» – гадаю про себя, отрываясь от работы.