Багровый снег

– Вавочка! – Таня кинулась к подруге. Та лежала неподвижно. И впервые лицо её, обрамлённое чёрной косынкой, было строгим, а губы, на которых всегда цвела улыбка – сжаты. Три шрапнельные пули пробили мгновение назад колеблемую лёгким дыханием грудь, остановив чистое сердечко. Руки Вавочки сжимали подаренную ей куклу. Таня горько заплакала, но в следующий миг шрапнель поразила и её…

Глава 11. Самый чёрный день

11-12 апреля 1918 года. Екатеринодар

В адовом пламени екатеринодарского боя самый опасный участок фронта достался Корниловскому полку, и сутки боя свели его численность до шестидесяти семи человек, способных держать оружие. Корниловцы получили приказ занять Черноморский вокзал. Для командного пункта полковник Неженцев выбрал невысокой придорожный курган, расположенный вблизи кирпичного завода, откуда хорошо просматривалось поле боя. Этот курган был прекрасной мишенью для большевиков, так что находиться на нём можно было лишь лёжа, и генерал Казанович, приведший в помощь редеющему Корниловскому полку свой второй батальон, выговорил Митрофану Осиповичу:

– Отчего вы не переменили место? Что вам за охота сидеть сутки на этом проклятом кургане? Сколько вы здесь уже потеряли людей! Здесь быть убитым – только вопрос времени!

– Отсюда наилучший кругозор, – отозвался Неженцев, поправляя пенсне на близоруких глазах. – К тому же за ночь мы окопались.

– Лёгкие окопы – очень слабое прикрытие, – покачал головой Казанович. – А большевики успели пристреляться.

В эту же секунду одним из снарядов, то и дело взрывавшихся на кургане, разорвало в клочки ординарца полковника. Чтобы определить, кто именно погиб, пришлось поочерёдно выкликивать живых…

Митрофан Осипович Неженцев отличался железной энергией и мужеством, несмотря на то, что свою военную карьеру начинал со штабных должностей. В чине капитана он был назначен руководителем разведывательного отделения Восьмой армии, где и произошла его первая встреча с Корниловым, определившая всю дальнейшую судьбу тридцатилетнего офицера. Лавр Георгиевич прибыл в армию, когда разложение уже охватило её целиком, многие командиры были вынуждены подать в отставку, комитеты заправляли всем, а солдаты братались с противником. В день прибытия командующего построенные части резерва устроили митинг с требованием прекращения ненужной «буржуазной» войны. Два часа потратил Корнилов на бесплотные попытки убедить развращённых комитетчиками солдат в необходимости наступления, после чего, измученный нравственно и физически, отправился осматривать систему укреплений. Митрофан Осипович последовал за ним. На линии окопов Корнилова ожидала картина невообразимая: у проволочных заграждений стояли германские офицеры и несколько солдат, нахально рассматривающие русского командующего и приветствующие его. Взяв у Неженцева бинокль, потемневший лицом от всеобщего беспорядка Лавр Георгиевич поднялся на бруствер и стал рассматривать окопы противника. Его фигура в этот момент была превосходной мишенью для немцев, и кто-то из присутствующих не замедлил предостеречь генерала. Не поворачивая головы, Корнилов ответил напряжённым до вибрации голосом:

– Я был бы бесконечно счастлив – быть может, хоть это отрезвило бы наших затуманенных солдат и прервало постыдное братание!

На участке соседнего полка играл немецкий военный оркестр, а вокруг него толпились русские солдаты.

– Передайте собравшимся, что, если они немедленно не разойдутся, я прикажу открыть огонь из орудий! – сказал Лавр Георгиевич.

Немцы угрозе вняли, а русские солдаты начали митинговать, возмущаясь притеснениями со стороны «контрреволюционных начальников». Корнилов наблюдал эту сцену с каменным лицом, на котором читалась истинная мука. Он был командующим армией, которая переставала существовать, солдаты которой не обращали внимания на его приказы… Узкие глаза Лавра Георгиевича заблестели от выступивших слёз. Стоявший рядом Неженцев был потрясён и глубоко растроган. В то мгновение он мысленно поклялся генералу, что до самой смерти будет верен ему и умрёт за него, за их общую Родину. Словно почувствовав это горячее чувство, Лавр Георгиевич резко повернулся, пожал капитану руку и отвернулся поспешно, точно стыдясь своей минутной слабости. Тогда возникла между ними незримая нить, накрепко связавшая их. И Митрофан Осипович, безоговорочно поверив Корнилову, посвятил жизнь служению своему генералу и его единственной цели – спасению Родины.