Продать или купить общественное жилье было нельзя. Все квартиры принадлежали государству. Зато, можно было обменять с доплатой. Или вступить в кооператив и «построить». Кооперативным жильём можно было распоряжаться немного гибче. Нам повезло. Кто-то такое жилище решил продать. Бывает, что деньги нужны больше, чем жилплощадь.
И вот у нас с сестрой появилась собственная комната, одна на двоих. Правда, две кровати в неё не помещались, пришлось мастерить из старой мебели пару ярусов, но так даже интереснее. Моя полка – верхняя!
И уроки делать приходилось по очереди, ибо стол общий, но это мелочи.
А ещё в этой квартире были широкие подоконники. На них можно было забраться втроём: я, сестра и бинокль, и разглядывать окна пятиэтажки напротив.
Мы удалённо знали всех соседей.
Эти муж с женой всё время ругаются, он машет руками и беззвучно кричит, а она сидит, обняв голову руками, и качается всем телом...
Тут перед сном всегда шторы в спальне задвигают...
На третьем этаже часто всем семейством лепят пельмени. Засядут с утра и до вечера сидят, разговаривают.
Мы иногда тоже так лепили, по тысяче штук перед зимой. Затем составляли на балконе из пельменных поддонов многоэтажки и накрывали всё полиэтиленом, иначе синички уклёвывали по пол-листа.
А ещё зимой в форточку можно было выдувать мыльные пузыри. Развести в блюдечке воды с мылом, раскрутить шариковую ручку и через нижнюю половинку дуть, предварительно обмакнув кончик в жидкость.
Если мороз был достаточным, то шарик уже к седьмому этажу превращался в ледяную корочку и, даже если натыкался на ветви деревьев, то не лопался, а раскалывался, как скорлупа...
***
Сколько помню, папа всегда пытался подзаработать. То летом ездил в какой-то Ужур деревянные дома строить, то брался по вечерам телевизоры ремонтировать...
Он называл это «шабашить». В очередной раз, где-то в середине восьмидесятых, он устроился ночным сторожем в свежепостроенный детский садик. Первый элитный детский сад в Красноярске.
Нам с сестрицей стало любопытно, что там такого элитного, и мы напросились на экскурсию.
Пришли, сад как сад. Шкафчики крохотные, с грибочками и цветочками, краской воняют. Лавочки ниже колена. Мы-то уже выросли. Мы взрослые, а тут всё как в детстве.
Папа нас на кухню провёл, а там остатки пышных оладушков, политых сливовым повидлом. И прозрачный, чуть розоватый кисель в гранёных стаканах. Ну, точно как в детстве. Вку-у-у-ус-с-сно. Но кто ж признается...
А в игровой – машинка на педальках. У нас такая у мальчика во дворе была, ему сто тысяч детей завидовали, мечтали мальчика убить, а машинку забрать. Рейтинг велосипедов «Школьник» и «Орлёнок» на фоне этой машинки скукоживался до брелока.
Мы – лбы здоровые – по очереди в машинку кое-как уселись, друг дружку по коридору покатали. Колени-то в подбородок упираются, педали не подавишь...
Папа увидел, аж задохнулся.
Вот и вся экскурсия.
За окном темнело.
— Пап, а где твоя кровать?
— Я же сторож! Мне кровать не положена!
— А, ну да!
— А сплю я на полу...
— Как на полу?
— Иди сюда. Чувствуешь, он с подогревом!
Пол? С подогревом? Не бывает! Я подошёл по новомодному ковролину к папе, и ногам было тепло. Тогда я лёг на пол, и мне стало хорошо. Всему туловищу. И я подумал: нет, не как в детстве! Как в будущем...
***
— А давай, я тебя подстригу? – спросила сестрица.
— А давай, – легко согласился я.
Мне было 8, сестрице 10.
Глаза у сестрицы заблестели, ножницы защёлкали, красота.
...Посмотрев на результат, мы поняли, что с этим надо что-то делать. Ладно, вся башка развесёлой лесенкой, но над ухом возле виска клок волос был выхвачен чуть не вместе с кожей, похоже, острые лезвия сняли даже ороговевший эпидермис.
— Иди в парикмахерскую, – логично сказала сестра. – Скажешь, что нужен полубокс.
Слово запоминалось легко, и я пошел. Мама как раз рубль на хлеб оставила.
С первой частью слова «парикмахерская» все было ясно. Парик, значит, там делают парики. Почему слово «мохер» написано с ошибкой, и при чём, вообще, здесь колючая шерсть, из которой мама вяжет шарфики, было непонятно. Но да не очень-то и хотелось.
Парикмахерша положила на ручки кресла специальную дощечку для недоросликов, усадила меня на неё и всплеснула руками.
— Кто это тебя так!?
Я понял, что не имею никакого права сдать сестру и, честно глядя мастерице в глаза, заявил:
— Учительница жвачку в волосы закатала, пришлось выстригать...
Это я лихо придумал. Калевские жвачки только-только появились, надувать пузыри и щёлкать было запрещено, и толстая учительница по кличке «Колобок» вечно грозилась приклеить их ко лбу или заплести в косу. Вот страшилка и пригодилась.
Парикмахерша ещё раз всплеснула руками и под жужжание машинки принялась обсуждать с товаркой злобные нравы педагогов. Я аж сам поверил, как мне не повезло...
Судя по отражению в зеркале, полубокс – это лысый с ёжиком. Ладно. Пусть все думают, что я – спортсмен.
Закончив работу, мастерица обдула мою лысую черепушку тёплым феном, смахнула остатки волос щёткой и, надавив пару раз на резиновую грушу, погрузила меня в облако шикарного запаха. Шипр. Что ещё нужно?
***