Байки. Часть 1

Причем, так как декламировал я без запинок и с достойным Станиславского интонированием, я был уверен, что на втором абзаце меня остановят. Но нет. Пятидесятипятилетняя председательша и ее молодая коллега, приподняв бровки, выслушали все! До конца!

Конечно! Абсолютно незнакомое им произведение великого литератора. Несколько раз во время бенефиса меня сильно пробивало на смех, но я устоял, понимая, что и без этого меня сейчас выведут на чистую воду и распнут. А может даже и пару раз...

И опять я ошибся! Председательша поправила на носу очки и промолвила: «Вы о-ши-ба-е-тесь!» Я замер в предвкушении фразы «Это – не Некрасов», но мадам продолжила: «Николай Алексеевич в этом произведении говорит именно о предрасположенности общества к бунту. Бессмысленному и беспощадному» и дальше объяснила мне, чем руководствовался великий поэт, создавая этот вирш.

Оценка четыре. Свободен...

***

Преподаватель политической истории был старым, лысым и нудным. При мощном волевом усилии слушать его можно было минут десять, затем срабатывал защитный клапан и мозг отключался. Не так давно дядя впихивал в головы студентам ещё и историю КПСС, но злые демократы этот хвостик гидры отрубили...

Я прогулял ВСЕ его лекции. Весь первый курс. Благо, пары дедуся проходили для всего потока, а не для одной группы.

На последней лекции перед зачётом я решил появиться. Поскольку все нормальные стремились забиться на галерку, и там готовились к следующей лекции, свободным оказался лишь первый ряд, куда я и уселся.

Достав тетрадку, я принялся усиленно рисовать космические войны, время от времени поднимая глаза на лектора – не палит ли...

В группе нас было 12 студентов, из них лишь два парня. Причем один попал в ВУЗ после армии по квоте, был взрослый, опытный, умел вовремя спрыгнуть... И это был не я.

В начале курса девицы без меня меня женили, выбрав старостой. Мне было все равно, это не было большой нагрузкой.

На следующий день перед зачётом я, как староста, собрал все зачётные книжки группы, выдохнул перед дверью и занёс их коммунистическому хрычу.

— Постойте, молодой человек, – хрыч внезапно оторвался от записей в журнале, – Какая группа?

— 12-А.

— Ваше лицо я запомнил, вы на лекциях всегда внимательно слушали и записывали... Давайте зачётку...

Что? Я протягиваю книжку. Автомат.

... Девчонки, весь год честно проходившие на лекции, потом на меня месяц дулись...

А я что? Фортуна...

***

Вместо физкультуры у нас в институте был бассейн. А вместо педагога – физрук с бурятским выражением лица и непроизносимым именем. Мы всегда боялись ошибиться и обращались к нему никак.

Перед каждой парой он нас строил в спортзале с синими стенами и нарисованными на них разноцветными кругами и бубнил правила поведения в жидкости. Весь год одни и те же.

Нас – это толпу парней, изучающих разные иностранные языки. Что для него уже было обидно. Сам физрук по-русски говорил с акцентом.

Студенты педа все в будущем рисовали себя отчего-то не его коллегами-учителями, а дипломатами и переводчиками при посольствах разных стран. И он это чувствовал.

На физрука студенты смотрели свысока. Причем, в буквальном смысле. Абитуриентская фортуна как-то так устроила, что первая четверка в шеренге оказалась около двух метров ростом, а самый крайний – метр семьдесят два. Словно это не студенты иняза, а баскетбольная команда.

Притом что сам физрук был метр пятьдесят четыре.

Вы понимаете, да? Бурятский физрук в славянском мире, 1,54 м, зарплата – 108 рублей.

И вот он ходит в смежном с бассейном зале перед строем длинных лбов и нудит инструктаж про поведение в воде. Пол блестит. В зале пахнет недавней краской. Закончил.

— Вопросы есть?

— А можно, мы первую пару поплаваем, а потом в волейбол поиграем?

Это кто-то ОЧЕНЬ смелый спросил. Из первой четверки.

Тишина. Физрук где-то в районе замыкающего. Он разворачивается на каблуке. В пустоте зала его шаги звучат звонко и закрепляются эхом.

Топ. Топ. Топ. Топ.

Он останавливается напротив спросившего. Делает шаг поближе. Его глаза с черным прищуром упираются смельчаку в наклейку на футболке в районе груди. Физрук медленно задирает голову вверх. И орет.

— Не-е-е-е-е-е-е-ет!

Соседних студентов отшатнуло звуковой волной, а виновнику ветром из пасти физрука спутало волосы на голове.

И мы догадываемся: Нельзя! Ни-ка-ко-го волейбола!

Потому что он – Наполеон, а мы – черви...

***

Все лето я кормил маму завтраками насчет продолжения учебы в ВУЗе, извиваясь ужом, между дротиков ее укоров. А в первых числах сентября сделал вид, что «сломался», отчетливо понимая, что после начала учебного года никто ни в какой институт меня не возьмет. И опять ошибся.

Зав.кафедрой иностранных языков Нежинского педа несколько минут со мной поговорила на языке Шекспира, на слово поверила в историю о двух годах учебы в КГПИ и взяла на испытательный срок до первой сессии с последующим оформлением документов в случае ее успешной сдачи.

Общага меня несколько напрягла, ибо выглядела как… общага. Для домашнего мальчика это, между прочим, пугающее зрелище.