Байки Чёрного Майя (СИ)

Поэты не рождаются случайно. Уж поверьте Сотворенному: случайностей в мире вообще не так много, как хотелось бы всяким романтически настроенным личностям со скорбными лицами и непроходящей депрессией. Когда-то Тано – пухом небо ему! – утверждал, что в каждом из разумных созданий, будь они смертны или бессмертны, дремлет дар творения. Я согласен с этим утверждением, и вовсе на потому, что сам являюсь Сотворенным и учеником, а, да что уж там – фактически сыном Валы-Отступника – просто самому могучему из Айнур, что вплетал свой голос в Песнь Сотворения Мира, действительно, лучше знать. Это ведь была та самая тема, по поводу которой тогда еще Алкар разошелся во мнении с Единым и Вездесущим, чтоб ему пусто…ой, прошу прощения, я не нарочно! Очень может быть, что впоследствии Тано так до конца и не осознал смысла своего подарка народам многоликой Арты. Поселившись в Хэлгоре, он жил бок о бок со странствующими эльфами Эллери Къенно и мог наблюдать за делами их рук – за тем, как рождается идея, как мысль обретает форму, а слово становится свершением – в меру восхищался удачным находкам Пробудившихся, но и только. Будучи Валой, он просто не представлял себе, что может быть иначе! А между тем, способность творить – именно создавать новое, а не подражать тому, что уже было – то есть то, что для Айнур всех рангов является способом существования, для Детей Эру – невероятный, невозможный, удивительный дар, возводящий своего обладателя едва ли не на одну ступень с Майя. Наверное, поэтому среди Эдайн, Элдар, кхазад и иртха такие личности пользуются почетом и уважением куда большим, нежели, к примеру, могучие воины и мудрые правители. Может, это и не слишком справедливо, но искусство всегда ценится выше ремесла. Короли и вожди сменяют друг друга неспешной чередой, государства исчезают с лица Арты и меняют очертания границ, воины гибнут в битвах или умирают от ран, а художники, поэты и музыканты живут вечно. Здесь я говорю о бессмертии их творений, которые продолжают жить и после того, как дух творцов уйдет в Чертоги Ожидания или вовсе оставит мир. Я говорю о песнях, что спустя тысячелетия, как и встарь, звучат в высоких залах и прокуренных тавернах, под сенью лесных крон, средь диких скал, в просторах степей и на морских побережьях. Песня живет в сердцах, заставляя плакать или смеяться, песня летит над миром, точно отголосок Музыки Айнур. И нет беды в том, что затерялось в веках имя автора мелодии и слов – а что есть имя? – всего лишь условность. Иртха, например, верят в то, что некая часть сознания их умерших предков остается рядом и незримо присутствует среди живых – Ночной народ называет это душой. Душу можно позвать, чтобы попросить совета или помощи, но если наречь ее тем именем, что покойный носил при жизни, она не поймет и не услышит зова, ибо для нее имеют важность совсем другие слова, и известны они лишь посвященным. Так и песня – суть не что иное, как отражение души автора, слепок сознания, его настоящее имя. И когда я слышу, как поют песни, написанные Тинувиэль из Дориата, я невольно улыбаюсь и думаю о том, что, отдав дар бессмертия ради воскрешения своего любимого, она в сущности, ничего не потеряла. Ведь пока звучат эти песни, наша дева-менестрель по-прежнему с нами! И все же…

Изо всех концертов Тинувиэль в мою память неизгладимо врезался один. Шел пятьсот пятый год Первой Эпохи: уже закончилась безумная свистопляска с Сильмариллом, соединились два любящих сердца, разлучились вновь внезапной смертью Берена и соединились вновь мольбами его супруги. Рос в уединении Тол-Галена, что в Оссирианде, юный Диор – на четверть – Элда, на четверть – Майя и на две четверти – Эдайн, а его мать, Тинувиэль из Дориата к этому моменту прославилась далеко за пределами Белерианда, ее концерты неизменно собирали огромное количество слушателей. И вот, во время ее очередного выступления в Дортонионе ваш покорный слуга снова не удержался от искушения забежать на огонек, а точнее – огоньки софитов.

В отличие от многих современных менестрелей, Тинувиэль не жаловала большие залы и дворцовые площади – хоть она и была принцессой, ее свободолюбивая душа не принимала ни малейших проявлений пафоса. Вот и на этот раз на большой лесной поляне, окруженной вековыми соснами, высилась небольшая сцена, пахнущая свежим деревом. Старший Народ видит при звездах ничуть не хуже, чем днем, но для красоты сцену освещали многочисленные чародейские огоньки, парившие под темными сводами леса. Голубые, золотые и пурпурные, они пульсировали в ночном воздухе точно живые, и по поляне тянуло цветами и холодом, а по треугольному белому полотнищу, натянутому позади сцены, непрерывно катились волны, рождая сходство с парусом.