— А! Остались одноклеточные. Знаете, что это?
— Что?
— Я расскажу. Это одиночка. Карцер. Десять суток за нарушение режима! На хлеб и воду! Немедленно!
Где-то на пятый-шестой день у Владимира Ильича не осталось никаких мыслей, кроме мыслей о еде. Ушли куда-то далеко и революция, и свержение царизма, и даже сам Карл Маркс.
Без еды, продукта вполне себе материального, его сознание меркло, затухало и отказывалось воспринимать окружающее. И тогда его измученному голодом организму явилось открытие. Он тут же нацарапал его ложкой не штукатурке тюремной стены: материя — первична, сознание — вторично.
На воле
Диплом
Кого-то тюрьма испугала. Кого-то взбодрила. Владимир Ильич свою марксистскую деятельность не прекратил.
Постепенно он стал выходить на ведущие роли в революционном движении. Он становился тертым марксистским калачом. Он и в тюрьме отсидел, и статьи писал, и имел свой кружок.
Не всем это нравилось. Злопыхатели и завистники били по слабому месту:
— Может ли недоучка наставлять других?
И ведь так оно и было. Университет Владимир Ильич то ли бросил, то ли его выгнали. Он целиком отдался революционной борьбе. Да и глупо учиться, если уже учишь других.
А недруги при каждом удобном случае норовили уколоть, уесть каверзными вопросами.
— Как вы относитесь к Гегелю?
— Никак. Я — Ульянов! — гордо отвечал вождь.
— А как вам представители Милетской школы? — вопрошал будущий меньшевик Мартов.
— Наши казанские круче! — не лез за словом в карман пролетарский лидер.
— А что такое, по-вашему, вещь в себе? — спрашивал очередной умник.
— Матрешка! — мгновенно отвечал Владимир Ильич.
И слышал в ответ взрывы гомерического хохота.
Мама тоже донимала:
— Вова, так нельзя. Куда сейчас без высшего?
Дзержинский, который не вылезал из-за решетки, предложил засчитывать в образование тюремный стаж. Три года — гимназия, пять — высшее, а за десять сразу давать профессора. Себя он сразу причислил к академикам.
Идея вроде бы и неплохая, только ее не поддержали — как отсечь уголовников?
Сам Владимир Ильич нашел выход. Однажды он в кружке показал сподвижникам синюю картонную книжицу.
— Что это? — спросили его.
— Представьте: диплом об окончании высшего учебного заведения.
— Чей? — хором осведомились будущие отщепенцы — Дан и Мартов.
— Мой!
— Не кулинарный ли техникум одолели? — съехидничал Дан.
— Санкт-Петербургский университет, между прочим, — скромно объявил Владимир Ильич. — Юриспруденция. Сдал экстерном.
Неверующие хотели еще что-то спросить, но соратники захлопали в ладоши:
— Молодец! Зачтено!
— Настоящий! — уважительно заметил Дзержинский, поколупав ногтем синюю обложку. — А можно я тоже сдам? На юриста?
— Никак нет, батенька, — строго осадил его соратник. — Стражу революции юриспруденция не нужна.
Кружковцы легко приняли аттестат Владимира Ильича. Не спорили, не возражали. А зря. Давайте-ка призовем на помощь науку математику.
Учеба в высшем заведении длится пять лет. Студент за это время сдает девять сессий — по две в год, минус последние полгода — диплом.
Возьмем на каждую сессию четыре экзамена и четыре зачета. Стало быть, за свою студенческую жизнь молодой человек должен сдать тридцать шесть экзаменов и столько же зачетов.
Допустим, какой-то предмет студент учит целый год и экзамен по нему сдает два раза. Пусть такие предметы все. То бишь получится, что этих предметов — восемнадцать. И, если за каждый предмет сдавать экзамен один раз, то и экзаменов будет в два раза меньше — восемнадцать.
И — не забыли? — еще тридцать шесть зачетов. Зачеты это не экзамены, это попроще. Есть среди них и малозначительные. Отбросим половину. Останется восемнадцать зачетов.
Итог выглядит так: чтобы заполучить высшее образование экстерном, нужно сдать почти два десятка экзаменов и столько же зачетов. Не слабо!
А дальше ну никак не уйти от вопросов. Как он смог? У него и кружок, и революционная деятельность, и тюремная отсидка, и не одна. Как и каким образом он сумел все знания освоить? Как донес преподавателям? И как его — врага строя — вообще допустили до сдачи?
Вопросы, вопросы… Что-то не вяжется…
Недавно провожал приятеля на черноморский курорт. Он ехал поездом с Курского вокзала. В подземном переходе нам предложили диплом врача — хирурга. За совсем смешную цену.
— Возьмите, — уговаривал нас продавец. — Можете кого-нибудь зарезать. И без всяких последствий.
— Как это?
— Скажете, что врачебная ошибка. Такое бывает.
— Анестезиолог подвел, — подсказал приятель.
— Верно! — обрадовался продавец. — Могу устроить даже красный диплом. Но чуть дороже.
— А у меня уже есть высшее, — сообщил приятель.
— Будет второе. Это такой понт!
Москва — она вся в понтах. Если бы понты светились, то город ночью сиял бы как новогодняя елка без всякого электричества.
— Пойдем! — потянул я друга. — Если ты купишь диплом, тебе не хватит денег на курортные развлечения.