Он бросил беглый взгляд на роскошно обставленную кают-компанию. На всем флоте не было другой такой же. На ремонт корабля потратили огромные деньги, но обустроили его, как гостиницу. Сегодня в кают-компании было всего лишь несколько человек, из тех немногих офицеров, которые должны были находиться на борту — все остальные либо отсыпались после ночных прогулок по злачным местам Манхэттена, либо сидели в отсеке связи и там болтали по телефону со своими биржевыми маклерами. Бентон отметил время — было шесть вечера — и отправился в свою каюту, чтобы приготовиться к обеду. Именно в этот момент к Бентону подошел дневальный: его хотел видеть коммандер.
— Меня?
Бентона никто никогда ни о чем не спрашивал. Он был неудачником из-за денег своей матери. Понадобилось несколько поколений богачей, чтобы создать идеальный тип паразитов, которыми в основном и был укомплектован «Мститель».
За ним послал коммандер Ференц. Ференц был юрисконсультом, причем хорошим. В глазах капитана Добсона он был человеком, способным увязать вопросы эксплуатации корабля с бесконечной волокитой ведомственных процедур. Сам Добсон редко выходил из крупного банка, который он возглавлял.
— Вы понимаете эту тарабарщину? — сказал Ференц, вручая Бентону радиограмму. — Что она означает на обычном, человеческом языке?
Это было сообщение из департамента, полученное не более десяти минут назад.
— Это указание из Бюро космической стратегии, — сказал Бентон, — адресованное всем кораблям. Оно изменяет статью 44 Инструкций по тактическим учениям. Изменение переводит корабли-носители кататронов в класс крейсеров.
— Гм-м... Мы вооружены кататронами «Марк XX», — сказал Ференц. — Я посмотрел. Что это значит?
— Это значит, что мы должны будем выполнять те же задания, что и крейсеры, я полагаю.
Глаза Бентона вдруг засветились. Уж не результат ли это его визита? Так скоро? На первый взгляд сообщение выглядело достаточно безобидным, и все же...
— Абсурдное требование, — сказал Ференц. — Мы не знаем, как его выполнить, и у нас нет на это времени. В соответствии с распоряжением министра обороны мы освобождены от таких глупостей. Я проигнорирую это указание.
Тут снова подошел дневальный. Он вручил Ференцу следующую радиограмму. В ней говорилось:
Ференц нахмурился.
— Опять! — прорычал он. — Что все это значит, если уж на то пошло?
— Оперативное управление говорит, — перевел Бентон, — что поскольку мы приравнены к крейсерам, они хотят, чтобы мы немедленно заполнили форму 1000 и выслали ее. А форма 1000 — это, по-моему, план нашей работы. Составляется для ускоренного выполнения тестов, целевой практики, и так далее.
— Ерунда! — фыркнул Ференц. — У нас особые задачи. Я опротестую это.
— Скажете в прямом эфире, что мы не можем ни совершать крейсерские полеты, ни стрелять? — усмехнулся Бентон. — А они ответят, что пора бы нам научиться делать и то, и другое.
— Конечно, не скажу! — крикнул Ференц. — Я буду протестовать против дискриминации. Обращение ко всем судам — это уловка для отвода глаз. Какой-то сбрендивший чиновник издевается над нами. У других кораблей нашего класса нет кататронов.
— За исключением десяти других, — мягко продолжил Бентон. — Я имею в виду «Безжалостный», «Непримиримый» и остальные.
Он знал, что эти реликвии были слишком запущенными и ржавыми, чтобы их восстановили, и все же они находились на своих прежних местах. Бентон улыбнулся: радиограммы составлялись весьма изобретательно. Бюро космической стратегии имело репутацию ведомства, никогда не идущего на попятную. Если бы им попробовали
помешать, они, несомненно, сказали бы, что намерены вернуть в строй целый флот мониторов. Инструкция о переводе в класс крейсеров будет выполнена.
Конечно, Ференц тоже это понял. Он придвинул к себе коммуникатор и нажал на кнопки.
— Свяжите меня с капитаном Добсоном из «Земного концерна», — рявкнул он.
Бентон услышал, как мембрана коммуникатора задребезжала голосом капитана Добсона. Он был невозмутимым и успокаивающим.