Байки негевского бабайки. Том1

7*мишпуха – семья (в широком смысле, в том числе клан, община)

8*шмок – оконченный придурок, тормоз

3.36 Сказ об Иудифи

Средь мифов, сказок или апокрифов

преданий с пра-прадедовских времен

лишь редкие, как сказ об Иудифи

Евреи не включили в свой канон.

Что стало неприятия причиной?

Есть враг, герой, разбита вражья рать.

Но что-то между дамой и мужчиной

потом не пожелали вспоминать.

Деталь, акцент, и даже слух, скорее

(а слухами всегда полна земля!).

Ведь знали что-то древние евреи,

что подвиг опускало до ноля.

Читатель! На паях с тобой хочу я

Постичь глубины, как никто до нас!

Попробуем, унюхать и учуять

Какую муть сокрыл библейский сказ.

Печальна участь женщины Востока:

Рабыня, даже если госпожа,

Она живет и старится до срока,

Бессловно мужней прихоти служа.

Но ведь бывает хуже, в самом деле:

Нет "прихоти" совсем у мужика,

И ввечерý мешком лежит в постели

Мол, так устал, что аж дрожит рука!

А если дама хороша собою,

И молода и страстна и умна,

И третий год уже живет вдовою?

О, как несчастна быть должна она!

Так замужем Юдифь была несчастна.

Менахем был ей лишь опекуном.

Что толку быть красивой, умной, страстной,

Когда в постели муж – бревно-бревном?!

Ни слова от него, ни поцелуя.

К жене ни с чем (увы!) не приставал.

А городок их тихий – Ветилуя,

Был крепостью, прикрывшей перевал.

Семья была достаточно богата -

Стада, рабы, и дворик, полный роз.

Проблемы с ожиданием зарплаты

Юдифь не беспокоили всерьез.

Но солнечный удар (некстати, видно,

Менахем снял панамку с головы)

оставил Иудифь вдовой завидной,

И с грузом нерастраченной любви.

Ведь было глупо (и смешно, к тому же)

Отдать свободу, снова стать женой

И быть опять рабой тупого мужа,

А для чего? Чтоб впредь не спать одной?!

И с новым браком не спеша покуда,

Юдифь хранила честь, как масло, – впрок,

Чтоб повод не давать для пересудов

(Ведь Ветилуя – малый городок).

Конечно, жизнь была не слишком сладкой

А где, скажи, она сладка для баб?

С чужим мужчиной? Что вы? Лишь украдкой

К ней в спальню приглашался верный раб.

Итак, прошло, как я сказал, три года.

И вдруг – чужое войско у ворот.

Хотя, когда б спросили у народа…

Но кто когда-то спрашивал народ?

Чтоб наказать союзников неверных

Царь Ассирийский массу войск прислал

Их предводитель звался Олоферном.

И был он знаменитый генерал.

Вот Олоферн расставил войско вражье

Везде вокруг, куда ни погляди.

Юдифь его увидела, и, скажем,

Сердечко дамы дрогнуло в груди.

На белой лошади красивый воин

Ее воображение сразил.

И, издали, казалось, он достоин

Того, чтоб разглядеть его вблизи.

Наврав, что полагалось, караулу,

И взяв еды кошерной два мешка,

Юдифь из Ветилуи ускользнула

Чтоб разглядеть поближе мужика.

Известна многим поговорка злая

что даже Бог, уж как он ни хитер,

желает то, что женщина желает.

И вот Юдифь ведут в большой шатер.

Обычный завтрак, эдак блюд на тридцать,

И каждый третий гость из ста – посол.

Прием у генерала ассирийцев

Не то, что нынче – скромный шведский стол!

В такой-то обстановке, в меру шумной,

освоится не всякий. Я не вру!

Но Иудифь – красива, остроумна

Пришлась, как говорится, ко двору.

Острее чувства в двух шагах от смерти,

Приправленной вином и пирогом.

Взаимная симпатия, поверьте,

Возникнуть может даже и с врагом.

Она его хотела. Что ж такого?

И кто ее за это упрекнет?

Он был мужчина в полном смысле слова,

Из тех, кто без труда подковы гнет.

И мог по-светски поддержать беседу.

Рассказывал с азартом, не чинясь,

Про дальние края, и про победы.

Учтив и статен, и к тому же князь.

Да будь он даже дьявола служитель,

Но светский лев, шикарный внешний вид…

Какая дама, честно мне скажите,

Перед таким мужчиной устоит?

А Олоферн – он тоже волновался,

его кидало в холод и жару

Он ранее устроить не пытался

С еврейками любовную игру.

Четыре дня по делу и без дела

Использовал он позы, щедрость, лесть,

когда Юдифь, как говорят, "созрела"

отдать ему любовь свою и честь.

И вечером четвертым пир устроив,

Не пригласил посланников и знать,

рассчитывая в ночь познать такое,

чего еще не пробовал познать.

Он волновался. Не судите строго!

(Волненье это так знакомо мне!)

Но, мужики! Не пейте слишком много!

Ведь это врут, что истина в вине!

И в час, когда завесил евнух пóлог,

На ложе пал без раны генерал.

Был сон его глубок, спокоен, долог

Бедняга, (что бывает) перебрал.

А вот Юдифь… она была не дура,

Привыкла страстность сдерживать в узде.

Но в этот вечер верх взяла натура,

Что войско вражье привело к беде.

Нет! Только не подумайте плохого!

Любовь, она нежна, конечно, но, -

Юдифь ведь ВСЕ отдать была готова,

И вот – опять (!) в постели с ней бревно!

Рука сама, без всякого нажима,

Рванула меч из ножен на стене.

Да, женская душа легко ранима.

В нее плевать – опасней спорта нет!

И падал меч, от ярости балдея,

За битых жен, обманутых невест,

За угнетенных женщин Иудеи,

Израиля и разных прочих мест.

Она разила спящего злодея

Его же личным именным мечом!

Так вот и то, что скрыли иудеи:

Что Бог здесь совершенно не при чем.

А встало солнце над землей Господней

И капитан, зевая во весь рот

Увидел с башни дамочку в исподнем

Стоящую у запертых ворот.

Ворота Ветилуи приоткрылись.

Сквозь них прошла уставшая вдова,

Неся мешок, в котором находились