Байки негевского бабайки. Том1

сандальи, ножны, меч и голова.

Без генерала войско разбежалось,

Попрятавшись по долам и горам.

Евреям, как по нотам, оставалось

молиться и сдавать добычу в храм.

И было единение прекрасно:

Народ, священники и Бог живой.

Но Иудифь до смерти не напрасно

Осталась хоть завидной, но вдовой.

Никто связать судьбу с ней не пытался,

К ее устам горячим не приник.

Наверно, раб по пьянке проболтался.

Слабы (увы) мужчины на язык.

Хотя, возможно, лакомых до пенки

героев отпугнул не вдовий срам,

А меч, прибитый на парадной стенке,

Как предостереженье мужикам.

Итак, мой друг читатель, подытожу:

Пусть будет это нам уроком впредь, -

За страсть любимых платим тем дороже,

чем более желаем поиметь.

Историки и так со мной согласны,

А прочих убедить хочу в одном:

Любовь и страсть: они весьма опасны.

Не нужно их усугублять вином!

Стремимся мы познать услады рая

(а плата непомерная, увы!),

и ради женщин головы теряем.

Но очень плохо жить без головы!

3.37 Про Елисея и медведей

Когда умчала Илию пророка

средь молний колесница в небеса,

тихоня Елисей оглох до срока,

и полысел всего за полчаса.

Но стал уже в тот миг причастен к чуду

когда-то скромный, тихий ученик.

Он был ничто, никто и ниоткуда.

Вдруг грянул гром, и Елисей возник.

Из прочих смертных выбранный судьбою,

хоть не умен, но преданнее пса

он с Богом говорил, как мы с тобою,

и божьей силой делал чудеса.

Цари при нем как под метлою мыши

сидели тихо, покорясь судьбе.

А он борзел, как вор с надежной крышей

Ведь Бог был крышей ранга ФСБ!

Хоть был немыт, вонюч и грузен телом,

что он смешон – Пророк не допускал.

А лысина на солнце так блестела -

поярче сотни бронзовых зеркал.

Он шел дорогой, – собеседник Божий,

в плаще, что не стирался сорок лет,

И головой качал, на шар похожей,

(Возможно вспоминая свой обед).

Соблазн передразнить неумолимый

для детворы, подвижной и живой

В деревне скукота – хоть волком вой,

а тут такое чучело, – и мимо!

"Эй, лысый, обрасти тебе пора,

а то, где солнце, а где ты – не видно!"

смеялась и кривлялась детвора,

а Елисею было так обидно!

Не мог бы к детям быть излишне строг

Любой прохожий, слыша их кривлянья,

(ну дети, недостатки воспитанья…)

но то простой прохожий, не Пророк!

Пророк призвал, усилий не жалея,

и был наказан строго детский грех.

Ах, дети, не дразните Елисея!

Он хоть дурак, но к Богу ближе всех.!

И два медведя сходу разорвали

толпу детей, – раз так просил Пророк.

Такой урок им впрок пойдет едва ли.

Ведь просто некому, (увы!) извлечь урок.

В читателях сомнение посею:

Вознесся Илия, что если б в этот миг

у бывшего тихони Елисея

не волосы пропали, а язык?

3.38 Екклесиаст Моралист

(Для взрослых)

-Задача очень непроста,-

сказал Екклесиаст.

–Боюсь, не выйдет ни черта,

и прыгнул на матрас.

–А ну, скорей девица, ты

в кровать ко мне спеши,

ведь у меня от суеты

томление души.

Тебя раздену не спеша,

что языком молоть?

авось возвысится душа,

а также, частью, плоть.

Стоит туман, и средь росы

стоит пучок травы,

стоит весна, стоят часы,

а у меня, – увы!

Екклесиаст чуть жив лежит,

томился неспроста:

под старость деву ублажить,-

такая суета!

Будь ты глупец, или мудрец,

когда наш час пробьет,

нас ждет (увы!), – один конец,

который не встает.

Екклесиаст ворчал, вздыхал,

смотрел порножурнал,

с надеждой теребил свой фалл,

и старость проклинал,

но вот, унявшись наконец,

прикинув сил расклад,

"О суете сует" мудрец

нам написал трактат.

Поскольку с дамой ничего

добиться он не смог,

Советов мудрых от него

имеем мы мешок.

О женщины! – Коварны, злы,

и нет от них добра,

и руки их, как кандалы,

опасней топора!

Капканы страшные они, -

пугал он нас, как мог, -

короче, с женщиной – ни-ни,

а то накажет Бог.

Но мы не верим, мы храбры,

желанье велико,

и ради женщин, до поры,

на риск идем легко.

Отвагу нашу не смирит

какой то демагог,

на том стоим, у нас стоит,

и, значит, с нами Бог!

3.39 Библейская история Эстер

(Пуримшпиль)

В настроении хорошем

пребывал Великий перс.

Звался он Ахашверошем

(греки пишут – Артаксеркс).

И, с улыбкой полупьяной,

подтянув ремень штанов,

приказал накрыть поляну

для "реальных пацанов".

Кто в наглянку, кто по праву,

но шпана с округи всей

налетела на халяву,

Как коты на карасей.

Артаксеркс, страдая жаждой,

разомлев слегка в тепле,

по рюмашке выпив с каждым,

был весьма навеселе.

Чтобы видели вельможи

Царских яйцев крутизну

Артаксеркс вскочил на ложе

и велел позвать жену.

Пусть ей скажут: Он тоскует.

Пусть сойдет царица вниз,

пусть немножко потанцует,

и покажет нам стриптиз.

Это было так жестоко,

как растяжка на тропе:

Стыдно женщине Востока

выставляться шантрапе.

И Вашти сказала: «Милый,

не спущусь я, извини.

спину ломит – нету силы,

и… критические дни».

Царь воскликнул: «О, коварство!»

Возмутился: «Оба на!

На фига мне это царство,

коль не слушает жена?!

Опустила при народе,

ёлы-палы, лес густой!

Пусть запишут: Я в разводе.

То есть – парень холостой.

И сейчас же отовсюду

пусть ко мне везут невест.

Я испытывать их буду,

аж пока не надоест.

И заснул в парадной зале.

Был он пьян уже весьма.

А вельможи пировали,

слава Богу – задарма.

Время мчится словно птица,

и, неся свой тяжкий крест

царь персидский веселится

и тестирует невест.

В это время в той столице,