Байки старой «Литературки»

— Продмаг нельзя было узнать, — заговорил наконец старый зэк. — Полки ломились от еды.

Народ толпился, и торговля кипела. Каждому доставалось по кольцу колбасы, по две банки консервов, по брикету масла и по бумажному кульку с сахарным песком. Время летело, а продукты не кончались. В чем тут фокус?

Оказывается, каждый, кто отоваривался в магазине, должен был тотчас обежать вокруг и через заднюю дверь вернуть все по списку.

— Но, обегая, — закончил Залман Афраимович, — я все-таки отсыпал себе сахарку.

И протянул ладонь, сложенную горстью.

Привет от Ильича

Писатель Иван Уксусов сочинял безразмерные романы, а прославился одной-единственной фразой — “Коза закричала нечеловеческим голосом…”. Ее выхватил и вставил в свой устный рассказ Ираклий Андроников. Обкатав этот рассказ в дружеских компаниях, на эстраде и перед телекамерами, Ираклий Луарсабович принес его в середине 70-х в “Литгазету”. Рукопись набрали, поставили на полосу. И как назло на прилавках появилась новая книга легендарного Уксусова. Грешным делом я думал, что его давным-давно нет на свете, и был спокоен. И вдруг такой сюрприз! Но полоса сдана под пресс: ни серьезной правки, ни самых скромных оговорок без вселенского бенца уже не внести. И тут звонит телефон.

— Здравствуйте! — воркует знакомый голос и следом по правилам конферанса раскатывает: — Ан-дро-ников — моя фамилия!

После такого громкого зачина — всего лишь крохотная просьба: убрать буковку в фамилии Уксусова. Какую? Третью. Был Уксусов — станет Укусов. Чтобы никаких претензий. Тем, кто впервые услышит эту фамилию, никогда не догадаться, кто за нею стоит. А те, кто помнит Уксусова, вовсе не заметят перемены или сочтут ее простой опечаткой.

…Опечатки появились вместе с печатным станком. И тот, кого мы называем первопечатником, был, конечно, и первоопечатником. Почему-то под пальцами линотипистов из “писателей” обязательно выскакивали либо “писатиели”, либо “писаетели”. Но опытные корректоры заранее знали, где и что нужно исправить. Дело житейское, но за самыми невинными опечатками начальству вечно чудились враждебные происки. В 1971 году в шестом томе Краткой Литературной энциклопедии из статьи о русском алфавите пропала буква “м”. После “л” идет сразу “н”. Тут же в редакции получили открытку: “Почему у вас нет буквы “м”? Уж не потому ли, что исчезло мясо?” Угоди эта открытка куда-нибудь повыше — и коллегам бы несдобровать.

Обычно опечатки возникают здесь и сейчас. Но лучшие готовятся долго и тщательно. Для той, о которой хочу рассказать, понадобилось шесть десятилетий. Итак, 30 августа 1918 года в Ленина стреляли на заводе Михельсона. Чтобы загладить вину перед вождем, завод переименовали. Теперь у него появилось имя Владимира Ильича. Но в газетных отчетах зачем-то постоянно комбинировали новое и старое названия. Писали: завод имени Владимира Ильича (бывший — Михельсона). Точно так же при каждом упоминании ленинградского Кировского завода в скобках указывали: бывший Путиловский.

Комбинировали, комбинировали и докомбинировались. В конце 70-х “Комсомольская правда” в репортаже о первомайской демонстрации сообщила: “На Красную площадь вступает колонна завода имени Владимира Ильича, бывшего Михельсона”.

В погоне за острым позитивом

В апреле 1961 года меня на месяц взяли корректором в районную газету “Красный луч”. Почему корректором? Решили: раз недавно закончил школу, то еще не забыл, как расставлять запятые. А на месяц потому, что из-за разгоревшегося скандала именно на этот срок отстранили от работы Зою — настоящего, многолетнего корректора. В обычной редакционной суматохе Зоя поправила на полосе слово “свиноматок” на слово “свинарок”, а всю фразу не перечитала. Зато ее с восторгом читали и перечитывали подписчики. Из заметки следовало, что на свиноферме колхоза “Заветы Ильича” добились замечательных успехов: “Один хряк оплодотворил восемь свинарок”.

В холодный ветреный день я сидел у себя в корректорской и смотрел в окно на воробьев, которые не расхаживали важно, как голуби, а прыгали, как мячики. Но тут приоткрылась дверь, и сосед-литсотрудник из темноты коридора крикнул:

— Человека запустили!

Тогда со дня на день ждали первого пилотируемого полета в космос и наконец дождались.

— Коккинаки? — спросил я, вскакивая не хуже воробья. Это был самый известный в ту пору летчик-испытатель.

— Нет, — ответил сосед. — Какой-то Гаганин, что ли? Как-то так…

Никакого Гагарина не было на слуху. Зато вовсю гремела ивановская ткачиха Валентина Гаганова. В газетах и по радио без конца бубнили, что она ушла из передовой бригады в отстающую и вывела ее на правильный путь. Такой Иван Сусанин в юбке, только наоборот. Это тут же назвали передовым почином, и спасу от этой самой Гагановой не было, пока не появился Гагарин и не забил ее почин своим почином.

Прошло почти двадцать лет. В кабинете Залмана Афраимовича Румера, завотделом писем “Литгазеты”, раздался телефонный звонок. В трубке — солидный мужской голос:

— Это говорит муж Валентины Гагановой.