Бакарди и долгая битва за Кубу

урок, который он извлек из чтения «Об основах ленинизма» Иосифа Сталина, заключался

в том, что «если революция хочет сохранить цельность и не потерпеть поражения, у нее

должен быть только один лидер». Отказ делиться властью – пожалуй, самая постоянная

характеристика правления Фиделя.

Сам Кастро интересовался идеологией скорее оппортунистически, чем

догматически. Следуя марксистско-ленинскому пути, Кастро противопоставил себя

Соединенным Штатам и расколол собственную страну, отправив к 1970 году в изгнание

полмиллиона кубинцев – это больше 6 процентов населения. Но Кастро и его сторонников

это вполне устраивало. Они с самого начала собирались и выстроить враждебные

отношения с США, и перевернуть кубинское общество вверх дном. «Я измеряю глубину

социальной трансформации по количеству людей, которых она затрагивает и которые

считают, что им нет места в новом обществе», - сказал однажды Че Гевара египетскому

президенту Гамалю Нассеру.

На Кубе не осталось места частному предпринимательству и частному

благосостоянию, поскольку они соперничали бы с властью и авторитетом

революционного государства Фиделя. Не осталось места и для мечтаний – кроме

мечтаний о достижениях революции. Тех кубинцев, у которых были собственные идеи и

упования, следовало выгнать прочь, даже если они были честными и щедрыми

патриотами. Фидель сказал, что те, кто покидает его Кубу – gusanos (черви), и когда

кубинцы плевали в тех, кто стоял в очереди за американской визой, то делали это с его

подачи. «Что символизируют те, кто покидает нас? – спрашивал Фидель в 1962 году на

встрече со студентами-медиками. – Это все равно что выдавить нарыв. Те, кто нас

покидает, - это гной, гной, который выделяется, когда кубинская революция выжимает

общество. Насколько лучше становится организму, когда убирают гной!»

Глава семнадцатая

Изгнание

Дважды в день в Майами приземлялся белый лайнер DC-7B компании «Пан-

Америкен», набитый угрюмыми кубинцами, которые часом раньше взошли на борт в

Гаване. Некоторые пассажиры, ступив на землю Флориды, радостно восклицали

«¡América!» или «¡Viva libertad!», однако большинство выходили на бетонированную

дорожку молча, а некоторые тихонько плакали. Мучительное ожидание разрешения на

выезд, необходимость бросить дома и все имущество, перспектива долгой, а может быть,

и вечной разлуки с оставшимися на Кубе близкими, горечь из-за того, что пришлось

оставить родную землю делали последние дни на Кубе эмоционально непереносимыми.

Потом нужно было пройти через унижения и запугивание в аэропорту, когда

таможенники, презрительно усмехаясь, рылись в их вещах в поисках того, что можно

конфисковать, ощупывали штаны и лезли в блузки во время последнего досмотра,

который был специально сделан особенно унизительным. Ведь эмигранты, в конце

концов, были всего лишь червями и собирались в свою gusanera, в которую превратился

Майами.

Пепин Бош и его сын Хорхе помогали некоторым работникам «Бакарди», которым

негде было остановиться на новом месте и у которых не было родственников, которые бы

их поддержали. Хорхе исполнилось тридцать пять, в Сантьяго он был пивоваром и вице-

президентом мексиканского отделения фирмы, а также представителем отца в

руководстве заводами в Пуэрто-Рико, поэтому он знал почти всех в компании, начиная с

руководителей среднего звена и выше. Хорхе снял несколько квартир в квартале в

Майами, который вскоре получил название «Малая Гавана». Если кто-то мог заранее

позвонить и предупредить, что прибудет определенным рейсом, Хорхе ждал их в

аэропорту и вез в одну из снятых компанией квартир, где уже имелся запас продуктов.

Большинству нужны были и наличные деньги, поскольку кубинские власти позволяли

взять с собой при выезде с острова не больше пяти американских долларов. Если же кто-

то оказывался в Майами неожиданно, так как его до последней минуты держали в Гаване -

из-за какой-то бумажки, которая, по мнению пограничников, была неправильно

составлена, какого-то приказа властей или просто по произволу таможенника, - он всегда

знал, по какому телефону позвонить по прибытии, и Хорхе или кто-то другой сразу

мчались в аэропорт. Когда на счету у Хорхе было уже больше дюжины семей работников

«Бакарди», которым он помог, молодой человек подметил закономерность: день-два

переселенцы были еле живы от ужаса, падали с ног от усталости и тревоги и даже не

могли разговаривать о том, через что им довелось пройти. Хорхе оставлял их в покое –

«сбросить давление», как он говорил, - а назавтра возвращался их навестить, и тогда

рассказам не было конца.