Бакарди и долгая битва за Кубу

спиртных напитков.

Кроме того, компании пришлось обойтись без ведущих профессионалов и

инженеров, поскольку почти все они после национализации покинули страну.

Лаборатория при винокурне была закрыта, а научный контроль над качеством под

руководством лучших инженеров «Бакарди», в том числе Хуана Грау и Мануэля Хорхе

Кутильяса, практически прекратился. В конце концов торговое эмбарго, введенное США,

и нежелание революционного правительства тратить драгоценные резервы твердой

валюты на импорт товаров, привели к тому, что на производстве рома и пива в Сантьяго

вскоре стало не хватать мелочей вроде этикеток и крышек для пивных бутылок. Тогда на

предприятии перешли с крышек на пробки – но тут случился дефицит стекла, и

невозможно было достать сами бутылки. Дефицит химических реагентов и запчастей

неблагоприятно повлиял на процедуры обработки воды в винокурне и повысил риск

загрязнения. Предприятие, которое так налажено работало под руководством семьи

Бакарди, в первые годы после национализации не могло выбраться из череды кризисов.

Однако повлияло ли это сразу на качество рома, производившегося на старом

заводе, - вопрос спорный. Пепин Бош и другие члены семьи Бакарди, жившие в Майами,

утверждали, что любой ром, выпущенный на заводе при коммунистах, - продукт

второсортный. В середине 1964 года канадский посол в Гаване написал Бошу с просьбой

прислать ему шесть ящиков рома «Бакарди» семейного производства, и причина этой

просьбы была для Боша очевидной. «Фидель делает плохой ром», - объяснил он

журналисту «Майами Геральд». С точки зрения Боша любая оценка качества кубинского

рома после 1960 года была нерасторжимо связана с более широким вопросом о режиме

Кастро.

Однако в Сантьяго ветераны «Бакарди», в том числе и те, кто долгие годы был

верен семье Бакарди, были оскорблены подобной предвзятостью. Мариано Лавинь,

который пришел в компанию «Бакарди» в 1918 году, был особенно обижен. Он

утверждал, что по меньшей мере в первые три года после национализации почти весь ром,

разлитый в Сантьяго, был взят из запасов, которые правительство конфисковало у

семейной компании в октябре 1960 года, а следовательно, это был в точности тот самый

продукт, который продавала «Бакарди». Лавинь сказал, что рома из запасов хватило до

самого конца 1964 года, пока в компании шла реорганизация.

Качество социалистической «Кока-Колы» стремительно ухудшалось, однако с

ромом дело обстояло иначе. Эта отрасль промышленности на Кубе обладала глубокими

культурно-историческими корнями, и многие ветераны производства рома на острове

считали себя хранителями национального наследия, не имеющего отношения к

политическим пристрастиям. Неважно, считали эти мастера себя верными fidelistas или

нет – многие (по крайней мере, поначалу) гордились, что принимают участие в

производстве подлинно кубинского продукта, - работники других сфер промышленности

не всегда разделяли подобные чувства за одним важным исключением изготовителей

сигар. Наконец, в производстве рома был и еще один аспект: это искусство, которым

можно овладеть лишь с опытом, а не научиться в техническом институте, а среди

работников «Бакарди», оставшихся в фирме после ее экспроприации, было достаточно

людей, обладающих практическими познаниями, чтобы обеспечить некоторую

преемственность в традиционных процедурах изготовления рома «Бакарди».

Склад для выдержки рома «Дон Панчо» - здание без окон, от пола до потолка

набитое бочонками с ромом, - выглядело и пахло так же, как и в те дни, когда компанией

руководили Эмилио и Факундо Бакарди Моро. Начальник склада Франсиско Айала,

которого назначил на эту должность в 1959 году Пепин Бош, был на этом посту вторым с

тех пор, как сам дон Панчо умер в 1940 году. Умберто Корона, начальник производства на

заводе, занимал свое место еще при Бакарди, а знаменитый своим несговорчивым

характером Альфонсо Матаморос по-прежнему смешивал ром. Матаморос относился к

своей работе на ромовом заводе при социализме так же строго, как и тогда, когда

компанией управляла семья Бакарди, и он сопротивлялся вмешательству бюрократов-

коммунистов так же упорно, как в свое время – членам семьи Бакарди, приходившим на

завод с уверенностью, что имеют право на знания технологий по праву рождения.

Однако важнейшую роль в том, что предприятие «Бакарди» продолжило работу,

сыграл Мариано Лавинь. Никто не знал тонкости производства лучше него. Лавинь

пришел работать в сантьягское отделение «Бакарди» в тринадцать лет, чтобы помогать

матери после смерти отца. Поначалу он мыл бутылки, клеил этикетки, мыл полы и