Бахчанов

— Поторапливайтесь, дорогие товарищи. Каратели совсем близко, — указывает Ухтомский в сторону водокачки. Кадушин морщится, кривится, нехотя дает себя подсадить и шутливо ворчит:

— Вот уж поистине желающего судьба ведет, нежелающего тащит.

— Нашего народу мы подобрали немало, — продолжает Ухтомский. — Теперь бы вырваться на Казанскую ветку. А там вода, топливо, диспетчерская связь — все к нашим услугам… Сеня! — окликает он "жандарма". — Выстави на всякий случай трехцветную тряпку.

Поезд трогается. Полицейские и казачьи разъезды, шныряющие на железнодорожных путях, озадачены. Всматриваются. Стрелять или не стрелять? Нет, кажется, не нужно. Это, по всей вероятности, семеновцы везут арестантов. Вот и флаг правительственный. И даже жандарм на тамбуре.

Поезд с шумом проходит стрелку, минует семафор и скрывается за пригородными строениями.

Впереди вдоль насыпи марширует отряд карателей в башлыках. Офицер озабочен неожиданным появлением поезда. Солдаты получают приказание: остановить поезд, обыскать пассажиров.

Солдаты первой шеренги дают предупредительный залп.

— Как бы не так! — усмехается Ухтомский. — Товарищ комендант, прикажите всем лечь. Сейчас лопнут стекла в окнах. Сеня! Трехцветную тряпку сдери. Она уже бесполезна. Пусть на страх им развевается наш победный красный флаг. Полный ход!

Горячая грудь паровоза стремительно рассекает морозный воздух. Беспрерывно свистит свисток. Бешено стучат колеса. Из-под них с шумом вырываются целые тучи пара.

— Пли! — командует офицер. В стуке и грохоте несущегося, как метеор, поезда тонут первые нестройные залпы винтовок. Стекла некоторых окон просверлены.

Ухтомский выглядывает из будки. Как далеко остались фигурки карателей! И не слышно больше их выстрелов. А из вагонов несется неумирающий мотив "Красного знамени", и десятки голосов с молодым задором повторяют победный припев:

Лейся вдаль, наш напев, мчись кругом!
Над миром наше знамя реет
И несет клич борьбы, мести гром,
Семя грядущего сеет…

В это время Бахчанов, Тынель, Лара и Анеля вынуждены были блуждать среди незнакомых кварталов 2-й и 3-й Тверских-Ямских. Им хотя и удалось миновать зону артиллерийского обстрела, но опасность быть захваченными карателями все еще существовала. Она грозила с двух сторон: с Садовой, откуда наступали отряды Дубасова, и из Пресни, где уже хозяйничали семеновцы.

Долгая и быстрая ходьба, нервное напряжение очень утомили беглецов. Тынель еле двигался. Он кашлял, спотыкался и слабел с каждым шагом.

Тогда Бахчанов без лишних фраз поднял его и понес, как ребенка. Тынель пытался протестовать. Не помогло.

Наконец и сам Бахчанов стал выбиваться из сил.

— Бросьте меня. Спасайтесь, — просил его Тынель.

— Молчите, — тяжело дыша, отвечал Бахчанов.

— В таком случае дайте же себе отдых.

— Ни минуты.

— О Езус, — простонал Тынель.

Больше Он ничего не произнес. Шли дальше.

Пылающая, дымная и полоненная царскими карателями, Москва в эти вечерние часы напоминала тяжелые времена иноземного нашествия. Иззябшие и голодные беглецы искали убежища. Они стучались в запертые калитки и парадные, просили приюта или хотя бы возможности обогреться. В одном месте двери гостеприимно раскрылись, и беглецов впустили в дом. Хозяин квартиры, наборщик из университетской типографии, провел их в свою скромную комнату. Он усадил гостей возле топящейся печи, принес горячий чай, хлеб, масло. Соседи по квартире заглядывали к наборщику и сочувственно вздыхали. Дочь его, школьница, не сводила восхищенного взора с Анели, Лары и их спутников.

Канонада не стихала до позднего вечера. Никто не ложился спать. К ночи дворник предупредил: в соседнем доме семеновцы переворачивают все вверх дном, ищут спрятавшихся дружинников и даже застрелили одного человека, случайно оказавшегося в гостях. Тревога охватила наборщика и его соседей. Кто-то испуганно заметил, что не собирается страдать из-за посторонних. Но на него зло прикрикнули, и он замолчал. Между тем опасность возросла. Было слышно, как по лестнице подымаются солдаты. Анеля вынула браунинг и с решительным видом встала около входной двери. Дочь наборщика оставила постель и присоединилась к Анеле. Мать девочки в страхе схватила ее и увела в комнату. К Анеле же подошли другие женщины с сонными детьми на руках. Одна из них сказала:

— Не стреляй, пожалуйста, в солдат. Ведь они за это не пощадят ни наших детей, ни наших жилищ. Мы лучше понадежнее спрячем вас…

И они стали торопливо совещаться. Однако все, что они предлагали, мало внушало надежд, потому что в квартире не было таких потаенных углов, куда бы при обыске не смогли заглянуть солдаты.

Анеля, посмотрев на взволнованных женщин и затем на детей, прижавшихся к матерям, спрятала браунинг.

— Хорошо, — сказала она, — но не полагайтесь на милость палачей. Если они сюда придут, вам также не будет пощады.

— Это верно, — сказал наборщик, — тогда уж лучше биться с ними до последней капли крови, как бьются те, кто хочет нашим детям лучшей жизни…