Он очень жалел, что ему в типографской дружине не досталось оружия.
— Так вот и просидел без пользы дома, — пожаловался он.
— Не огорчайтесь, — утешал его Бахчанов, — вы отважно дали убежище сражающимся, и это вам зачтется вашими товарищами…
Два солдата, посланные унтер-офицером для беглого осмотра дома, поднялись на самый верхний этаж и только заглянули в первую попавшуюся квартиру нижнего этажа, больше, впрочем, для того, чтобы погреться. Опасность как будто миновала.
Ночью пушки умолкли, но кое-где еще рокотали винтовочные выстрелы.
Бахчанова беспокоило сознание оторванности от организации, и он решил прямо отсюда направиться на квартиру доктора Евгения Всеволодовича и там, если удастся, встретиться с товарищами.
Отдохнув несколько часов в чужой квартире, Тынель уверил друзей, что сможет теперь идти без посторонней помощи. И действительно, целую улицу он прошел легко. Но затем постепенно стал изнемогать от кашля: минутами казалось, что ему не хватает воздуха. Он задыхался, останавливался. Анеля и Лариса следовали рядом и поддерживали его. Щадя силы Тынеля, они намеренно убавляли шаг. В этот час утра патрули были сняты, и пешеходы не встречали препятствий на своем пути к Селезневской.
Евгений Всеволодович сам открыл двери беглецам. И, как показалось Бахчанову, в первые секунды в глазах доктора отразилось смущение. Но, узнав, что это за люди, он торопливо впустил всех в квартиру.
Тынель сел в кресло, предложенное ему доктором, и закрыл от усталости глаза.
Гостеприимный хозяин квартиры делился своими опасениями:
— Ума не приложу, кто мог навести на мою квартиру драгунского офицера? Пришел с ватагой солдат и стал расспрашивать, не являлись ли ко мне за медицинской помощью дружинники? Мне, конечно, пришлось соврать, убедив его в том, что я имею дело только с приходящими больными… Думаю, что тут не обошлось без доноса…
— Со стороны черносотенцев, — подсказала Анеля. — По-видимому, в вашем квартале они тоже водятся…
Это сообщение встревожило Бахчанова. Значит, и здесь нет надежного убежища. Он попросил Евгения Всеволодовича дать приют друзьям всего на одну ночь, а сам решил пробираться на последнюю явочную квартиру, указанную Дубровинским. Была надежда связаться там с товарищами и вместе с ними определить план дальнейших действий.
— Лара, — сказал он, заметив, как волнуется жена, — держись таким же молодцом, как ты держалась до сих пор. Я знаю, ты хочешь идти со мной. Но…
Она посмотрела ему в глаза и, опустив голову, лишь произнесла:
— Если так тебе лучше, я не пойду. Возвращайся только скорей…
Она на мгновенье прильнула к его плечу и больше ничего не сказала.
Взгляд Бахчанова нечаянно упал на зеркало, и в нем он увидел свое отражение. Пожалуй, эта измятая шинель и лохматая "маньчжурка" стали весьма приметны. Он только намекнул об этом доктору, как тот засуетился:
— У меня ведь есть енотовая шапка и довольно хорошее пальто моего шурина.
Бахчанов примерил принесенную одежду. Она пришлась ему впору. В ней он стал похож на купца. "Тем лучше", — подумал он, вспомнив, что придется разыскивать на Лесной фруктовый магазин…
Мрачные стены московской "Петропавловки" — Бутырской тюрьмы — возвышались на той же самой Лесной улице, где находился и приземистый трехэтажный дом. В этом доме помещался магазин некоего Каландадзе, торгующего кавказскими фруктами.
Бахчанов вошел в неказистый магазин. В нем — лари с изюмом, черносливом, орехами. За прилавком, у конторки, склонив голову над бухгалтерской книгой, стоял приказчик. Услышав дребезжание колокольчика, он поднял голову, Бахчанов успел только произнести начальные слова пароля: "Я от купца Кокарева…" Прямо на него, широко открыв глаза, глядел такой знакомый, такой близкий человек, что Бахчанов в первые секунды даже не смог в том сразу себе признаться: уж не оптический ли обман? Но нет. Он ясно услышал свое имя:
— Алексис!
Ну кто, кроме "Бородатого студента", так называет его?! Да, да, конечно же это вечно неунывающий Глеб Промыслов! И в каком виде! На животе белый фартук, за ухом огрызок карандаша, а на обросшей красноватой, физиономии — учтивейшее, воистину "галантерейное" выражение.
— Вы тоже за изюмчиком?
Бахчанов не успел и рта открыть в ответ, как зазвонил колокольчик. Кто-то входил в магазин.
— Чем могу служить? — повернулся Промыслов к вошедшему человеку в ватном пальто и меховой боярке.
Тот недовольно сморщил толстый нос и охрипшим голосом спросил:
— У вас только такой изюм?
— Прекрасный сорт, сударь. — Промыслов подошел к ларю и захватил горсть мелкого сероватого, как амбарная пыль, изюма. — Сладчайший дар юга, сударь мой!
Покупатель сдул иней с "моржовых" усов.
— Изюм, кажется, не из первосортных.
— Помилуйте, почему же не из первосортных? Товар только что из Сухума. Сколько же изволите?
Покупатель взял изюминку, повертел ее в толстых пальцах и, не пробуя, сказал:
— Будь свежий, так и быть, взял бы пудиков пять, — и вопросительно посмотрел на "торговца".