Бахчанов

Через открытый лаз в подземелье донесся глухой, но настойчивый стук. Промыслов, жестом призвав друга к осторожности, протиснулся в колодец и здесь уже отчетливо услышал, как кто-то с улицы яростно колотил в запертую дверь магазина.

Он поднялся наверх и громко спросил:

— Кто ломится? Я позову полицию!

— Открой патрульным! — ревел кто-то простуженным голосом, и в дверь снова посыпались удары.

— Открою, открою. Не ломайте дверь, силачи. Она и так на честном слове держится.

Промыслов зажег лампу и повернул ключ.

В магазин ввалились три семеновца, обсыпанные снегом.

— Что за лавка? — прорычал один из них. — Ты хозяин?

— Я только приказчик.

— Попрятались, как кроты, вашу… — унтер выругался и сунул руку в ларь с изюмом. — Эй, Шаркунов! Тащи сюда нехристя.

Солдаты втолкнули в магазин щуплого смуглого человека в ватнике и кепке. Согнувшись, он держал на спине корзину. Пристально глядя из-под нее на Промыслова, этот человек сказал:

— Вот нёс к вам товар, а меня задержали.

— Он служит у вас? — унтер отправил горсть грязного изюма в свой губастый рот.

— Да, он наш. Ему действительно было заказано принести из склада товар.

— Что же он, носатый, не читал приказа: город на положении чрезвычайной охраны и до шести утра никаких хождений?

— Он неграмотный, — заступился Промыслов. — И потом, видите ли, господин офицер, до сих пор нас пропускали без всяких. Постовые нас знают в лицо.

Унтеру понравилось, что его величают "господином офицером", но все же он буркнул:

— Знают или не знают, все едино. Кто в военное время нарушает порядок — тому казнь на месте. Во как! — и посопев в закрученные усы, приказал: — А ну, носатый, разворачивай свою корзину. Какой такой в ней товар?

Задержанный, с чуть заметной тревогой в черных глазах, медленно опустил тяжелую корзину на пол. Семеновец нетерпеливо сорвал крышку. Под ней лежали грецкие орехи.

Тут Глеб Промыслов вдруг засуетился и, рассыпаясь в любезностях, предложил:

— Позвольте вас, господа лейб-гвардейцы, угостить всеми образцами наших первосортных товаров! — и нагнувшись над корзиной, он стал набирать орехи.

— А не обеднеешь, купец? Ведь тут жменькой не обойдешься — животы у лейб-гвардии вместительные!

Семеновцы загоготали от грубой шутки унтера. А тот, подставляя свои карманы, смотрел, как Промыслов насыпал ему орехи. Одна пола шинели была в пятнах свежей крови. Унтер понял вопросительный взгляд Промыслова и зловеще усмехнулся:

— А ты думал как? Даром хлеб казенный едим? Нет, купец, мы сегодня поработали на совесть. Недаром его высокородие самолично облобызали меня перед всем строем: "Молодец, Бегунков! Поддержал царя и отечество. Представляю к награде". Во как!

— И что же, всех удалось схватить?

— Как же! Держи карман шире, так и схватил! Которые убегли в поле, а которые на поезде. Ну зато же и пустили кровушки тем, кто на Прохоровке застрял. Которых загнали во двор и беглым огнем — рраз — и ваших нет! А которых штыками согнали на реку, покололи да и фьють — под лед. Пусть рыбку покормят.

Отодвинув ногой наполовину опустошенную корзину под прилавок, Промыслов, продолжая занимать хвастливого унтера своими расспросами, стал метаться от ларя к ларю, набирая по горстям изюм и наделяя им проголодавшихся карателей.

Бегунков, щелкая орехи крепкими как у волка зубами, зачем-то велел одному из солдат потыкать штыком в лари и, довольный, процедил:

— Ну, прощевайте, купцы. Счастливой наживы.

Когда патрульные ушли, Промыслов, бормоча им вслед всяческие проклятия, запер дверь.

— Доберись злодеи до дна твоей корзины, дорогой товарищ, они бы обнаружили наши прокламации, — сказал он работнику "фруктовни". Тот облегченно вздохнул и отер пот со лба. Потушив лампу, они спустились в подземелье.

— Это наш запасной печатник, — сказал Промыслов Бахчанову, кивнув на своего спутника. — Сейчас мы с ним пережили чертовскую минуту. Но то уже в прошлом. Лучше расскажи, Алексис, что было с тобой?

Узнав, в каком положении Лара и ее друзья, Промыслов успокоил друга: ничто плохое не угрожает им, по крайней мере до рассвета. А после шести утра Бах-чанов сможет отправиться на Селезневскую, оттуда на Красносельскую. Там, близ женского монастыря, на квартире одного медика помещается паспортное бюро комитета.

— Вам всем — тебе, твоей жене и твоим друзьям — выдадут паспорта, и вы сможете свободно выехать из Белокаменной.

— Им-то надо выехать, но не мне. Ты же сам сказал, что я мобилизован.

— Ах, да! Узнаю моего друга, моего великолепного повстанца Алексиса! — засмеялся Промыслов. — Ну что ж, тем лучше. Втроем мы составим прислугу при одном-единственном орудии, оно заухает на всю притихшую матушку-Москву. К утру мы отпечатаем воззвание в количестве, равном залпу из тысячи пушек!

Так они начали бодрствование в ту необычайную декабрьскую ночь…

Глава одиннадцатая РАЗОРЕННОЕ ГНЕЗДО