Бал жертв

В шесть часов клерк уходил в свою контору. В половине седьмого барон видел, как проходила молодая девушка. Только она шла в другую сторону, так что, если б она выходила часом ранее, она встречала бы молодого человека. Молодая девушка была очаровательна; она была высока, стройна, с волосами светлыми, как колосья пшеницы, с глазами голубыми, как лазурь восточного неба…

— Черт побери! Как ты изящно выражаешься, — перебил Курций.

— Молодая девушка была очень хороша, — продолжал Сцевола, — и пленник в нее влюбился, но красавица не могла этого знать, потому что она отворачивалась, когда проходила мимо тюрьмы, а тюремщик не давал барону ни перьев, ни бумаги, чтобы писать. Однажды клерк нотариуса вышел позже обыкновенного. Сердце пленника забилось от беспокойства и ревности. Он подумал, что молодые люди встретятся и, может быть, полюбят друг друга. Они действительно встретились, но не обратили друг на друга никакого внимания. Тогда Бюзансэ вздохнул свободно. Однажды он сказал тюремщику:

— Мне бы хотелось знать — кто эта молодая девушка?

— Я знаю, — отвечал тюремщик, — это Мишлина, сирота.

— Порядочная?

— Очень.

— С ней никто не живет?

— Никто. Родители ее умерли. Она сама зарабатывает себе на хлеб и поет с утра до вечера.

— Могу я ее видеть?

— О нет!

— Однако, — настаивал Бюзансэ, — если попросить ее навестить меня в тюрьме… Может быть, она придет?

— Это наверное, потому что у ней очень доброе сердце, но видите ли, устав тюрьмы не позволяет этого, и притом я думаю, что чем менее будут заниматься вами, тем более будет возможности на ваше спасение.

Барон покорился, но еще более влюбился в Мишлину. Но однажды утром тюремщик вошел очень печальным.

— Что с вами? — спросил его барон. — Не случилось ли несчастья с Мишлиной?

— Нет. Несчастье случилось с вами, вы сегодня предстанете перед революционным трибуналом.

Бюзансэ начал улыбаться и сказал: «Я готов». Его действительно повели в трибунал, и в тот же самый день он был осужден на смерть. «О, Боже мой! — шептал он с отчаянием, — неужели я умру, не поцеловав даже Мишлину!»

— Я приведу ее к вам, — сказал тюремщик.

— Когда?

— Сегодня вечером.

Осужденный начал дрожать, как лист на ветру.

— О! — сказал он. — Только бы она захотела прийти!..

— Она придет, — отвечал тюремщик, — я ей говорил о вас. Она обещала мне прийти.

В самом деле Мишлина была вечером приведена в тюрьму осужденного, она пробыла там два часа, прислушиваясь к пылким словам человека, который любил ее и готовился умереть. Он покрывал ее руки поцелуями, получил от нее прядку волос, которые желал иметь на груди, когда пойдет на казнь. Наконец настал час разлуки, и Бюзансэ хотел оставить Мишлине на память что-нибудь. У него ничего не было, кроме часов — часов, осыпанных бриллиантами, фамильной драгоценности. Мишлина взяла эти часы и ушла, заливаясь слезами. На другой день барон погиб на гильотине. С этий минуты Мишлина перестала петь. Она полюбила бедного барона. Но однажды на одной площадке с молодой девушкой поселился небезызвестный тебе человек.

— Солероль? — спросил Курций.

— Именно.

— Он влюбился в Мишлину?

— Нет, не в нее, а в часы. Как-то он сказал ей: «Вы должны продать мне эту вещь… Мне хочется ее иметь».

— И Мишлина отказала?

— К своему несчастью, бедняжка.

— Как это?

— Солероль донес, что она любила аристократа.

— И ее арестовали?

— В тот же вечер.

— И она была осуждена?

— Ее гильотинировали через два дня.

— Вот ведь как! — с отвращением сказал Курций. — Да он еще подлее нас.

— Это уж точно!

— А часы?

— Часы были переданы в канцелярию, и начальник, который был приятелем Солероля, попросту отдал их ему.

В эту минуту Солероль приподнял опьяневшую голову и раскрыл один глаз.

— Ты лжешь, Сцевола, — сказал он, — я за них заплатил.

XLVI

Брюле и Заяц, выйдя из столовой, где Сцевола рассказывал историю часов, взяли друг друга под руки, как лучшие друзья на свете. Брюле с сыном были ночные птицы, они не любили ложиться спать в сумерки, как все крестьяне, хотя иногда вставали с рассветом, притом в этот вечер Брюле начал сильно задыхаться.

— Мне нужно на воздух, — говорил он.

— Ваше желание будет исполнено, папаша, — отвечал, улыбаясь, Заяц, — Хотя холод ужасный.

— Мне нужно выговориться, — прибавил Брюле.

— Пойдем туда.

Сын повел отца к скирдам хлеба, которые лежали на дворе. Здесь они разместились так, что могли видеть все вокруг, будучи уверенными, что их никто не подслушает.

— Теперь вы понимаете, — начал Заяц, — сестра моя, Лукреция, натворила много разных дел.

Брюле сжал кулаки.

— Я ее убью! — сказал он.

— Это так только говорится, — с насмешкой возразил Заяц. — Лучше сделать ее полезною для нас.

— Каким образом?

— Я уверен, что она ненавидит Солероля.

— И я также.

— И что она любит…

Брюле вздрогнул.

— Да, она любит графа Анри, не правда ли? О! Вот это то, что мне и мешало служить роялистам.

— Вы ошибаетесь, папаша.

— Как? — спросил фермер. — Она любит не графа Анри?

— Нет.

Заяц твердо произнес это слово, потом принял таинственный вид и прибавил:

— Я знаю многое.

— Что ты знаешь? Говори! — вскричал Брюле.

— Я буду говорить… Если…

— Ну, не тяни!