Бал жертв

— Возьми ее с собою и жди меня.

— Где, мамзель?

— На дворе фермы.

Мишлен ушел по маленькой лестнице. Брюле, знавший все углы и закоулки замка, увел дочь по коридору, выходившему к большой лестнице. Заяц следовал за ними со своим ружьем. Все в замке спали: генерал с гостями под столом, в столовой, слуги — в людских. Брюле дошел до той комнаты, где находился раненый капитан Бернье.

Так как начальник бригады вбил себе в голову отправить Бернье на гильотину, обвинить его в пособничестве с роялистами, о пленнике в замке заботились. Раны его перевязывали два раза в день и приносили хорошую пищу. Ключ был в двери — раненый не мог еще вставать. Брюле открыл замок и вошел. Капитан не спал, но сначала он не приметил Брюле, а увидел только женщину.

— Лукреция! — сказал он, протягивая руки.

— Ах, Виктор, — прошептала бедная женщина, — я уже отчаивалась вас увидеть.

Заяц оставался на часах в коридоре. Брюле фамильярно сел в ногах кровати капитана.

— Это я поджег ферму, — сказал он.

— Знаю, — презрительно отвечал Бернье.

— По приказанию начальника бригады.

— Пусть так.

— Это я организовал шайку поджигателей.

— Но зачем вы пришли говорить мне все это?

— Потому что у меня есть кое-какие соображения на ваш счет.

— Ах вот как?!

Брюле принял ласковый тон и с медовой улыбкой на губах повторил:

— Да, у меня есть кое-какие соображения, и мы поговорим.

* * *

Нет сна вечного, кроме сна смертного, и всякое опьянение имеет конец.

Начальник бригады, мертвецки пьяный, заснул под столом. Сцевола свалился туда за ним, Курций храпел так, что мог разбудить своих двух товарище, будь они не столь пьяный. Начальник бригады заснул, говоря о Лукреции. Весьма естественно, он увидел ее во сне и вдруг, проснувшись, закричал:

— А! Разбойник! Попался ты мне наконец!

— На кого это ты? — спросил Сцевола, продрав один глаз.

— Ни на кого, — отвечал Солероль, которому стало вдруг стыдно, — мне привиделся сон.

— О ком и о чем?

— О Лукреции.

— Полюбила ли она тебя наконец?

Этот вероломный и насмешливый вопрос окончательно разбудил Солероля.

— Нет, черт возьми! — вскричал он.

— Кого же она любила?

— Его, Бернье, этого капитана.

— А-а! — с насмешкой сказал Сцевола. — Но ведь Бернье — тебе друг, ты за ним ухаживаешь!

— Я хочу его вылечить.

— Чтобы потом отправить на гильотину. Ты мне уже это говорил, я это знаю…

— У меня теперь не достанет терпения, — продолжал Солероль, голова которого была еще как в тумане, — кажется, я с ним покончу.

— Не понимаю. Разве ты хочешь его прямо сейчас гильотинировать?

— Нет, я хочу его убить.

— Когда?

— Сию минуту.

Солероль встал, шатаясь, потом взял со стола большой нож.

— Это нужный тебе инструмент?

— Да.

— Оружие хорошее… Счастливого успеха!

— Как, ты не идешь со мною?

— Нет, я сплю. Прости. Разве ты боишься идти один?

— О, нет! — заревел начальник бригады, вне себя от бешенства и опьянения.

— Так ступай и дай мне спать.

С этими словами Сцевола опять принял горизонтальное положение и закрыл глаза. Вне себя от опьянения и от сна, который ему привиделся, начальник бригады вышел из столовой с ножом в руке. Он шел, хромая, еле двигаясь, цепляясь и ударяясь о стены, дотащился до большой лестницы, поднялся на второй этаж и ввылился в коридор. Но вдруг он вздрогнул и остановился. Лунный луч, проходя в окно, освещал часть коридора, и при свете этого луча Солероль увидел белую фигуру. Женщину!

Он остановился, весь в поту, волосы его встали дыбом, и воображение тотчас населилось призраками. Но белая фигура исчезла.

— Кажется, я еще вижу сон, — прошептал он.

Сделав над собой последнее усилие, он доплелся до комнаты капитана, там остановился и прислушался.

Комната была в темноте, и капитан, часто стонавший по-ночам, сейчас не издавал ни звука.

«Так-то лучше, — подумал Солероль. — Он спит. Я войду на цыпочках… Обмотаю его кроватной занавеской, чтобы он не мог сопротивляться, а потом стану колоть ножом до тех пор, пока он не замолчит».

Размышляя таким образом, Солероль отворил дверь. Капитан не шевелился. Слабый свет от ночника, стоявшего за кроватью, позволил Солеролю видеть, что Бернье спал. Он подошел к кровати на цыпочках и с ножом в руке, но, когда рука его хотела опуститься, ее кто-то крепко схватил. Обернувшись, генерал вскрикнул и упал навзничь.

— Лукреция… — прошептал он.

XLVIII

Когда начальник бригады пришел в себя, он лежал на кровати.

Солнце весело врывалось в комнату. Солероль некоторое время глупо осматривался вокруг, пытаясь прийти в себя, когда имя Лукреции сорвалось с его губ. Тогда он вспомнил, что накануне заснул под столом, что потом входил в комнату капитана, где ему явилась Лукреция. Но все это было так неопределенно и так смутно в его голове, что начальник бригады не был уверен, не привиделось ли ему во сне. У него под рукою была сонетка, и он сильно дернул ее. Вошел его камердинер с глупым видом человека, бывшего пьяным накануне.

— Эй, болван! — сказал ему Солероль. — Объяснишь ли ты мне, что случилось.

Камердинер повертел в руках фуражку с глупым видом и отвечал:

— Не знаю, я был пьян.

— Как! — с удивлением сказал Солероль. — Это не ты укладывал меня в постель?

— Нет.