Бал жертв

— Такой здравомыслящий человек, как вы, не поступает так неосторожно.

Упрек был так справедлив, что Брюле не мог устоять от желания оправдаться.

— Что же делать? — сказал он. — Мое ружье осталось в замке. Надо было возвращаться туда, а я боялся, чтобы ты не слишком зашел вперед.

— Вы гнались за мной?

— По следам на снегу.

— Вы хитры, папаша… Но вам следовало быть еще хитрее: вы должны были взять ваше ружье, эта штука всегда полезна. Не трогайтесь с места и слушайте меня.

— Говори.

— Хотите получать хорошую плату? Солероль ведь так дурно платит.

— Да, знаю. Предлагаешь перейти к роялистам?

— Именно.

— Это невозможно, — резко сказал Брюле.

Заяц весело засмеялся.

— Забавно, — сказал, он, — что вы так любите Солероля.

— Мы друзья.

— Ах, да! Это вам лестно, ведь он генерал!.. И притом он вам говорит «ты», и вы пьете вместе.

— Это мой друг, — повторил Брюле, — и если ты изменил ему, ступай к роялистам и возьми с собой твое золото.

— Давайте не будем так торопиться. Итак, это ваш друг?

— Да.

— Надо думать, что он не был вашим другом в одну ночь, двадцать лет назад.

— О какой ночи ты говоришь?

— О той, когда мать нанесла ему два удара ножом.

— Что ты это рассказываешь?

— Правду.

— Твоя мать нанесла два удара ножом Солеролю?

— Да.

— Ты с ума сошел!

— О! Он не был тогда генералом, он был солдатом, да еще плохим…

— Дальше?

— Я узнал об этом только вчера.

— Где?

— В Солэе.

— Кто тебе сказал?

— Генерал рассказывал Сцеволе.

— Ах, вот как! — с удивлением сказал Брюле.

— Папаша, — продолжал Заяц, — вы были бы очень милы, если б отошли немножко… Только на два шага, потому что это положение меня утомляет и мне хотелось бы немножко отдохнуть, если вы стронетесь с места, я пока поставлю мое ружье на землю.

Брюле покорился необходимости и отошел на дальний конец Лисьей норы.

— Давай дальше, — сказал он.

— Это было вчера… Солероль и Сцевола пили пунш и беседовали… Я пришел поговорить с ними о приезжей даме, потом ушел и, уходя, слышал, как Солероль говорил Сцеволе: «Знаете ли, а ведь я был влюблен в мать этого мальчика?»

— Как! — закричал Брюле, задрожав от гнева. — Он это сказал?

— И еще многое другое.

— Продолжай! — сказал Брюле с мрачным видом.

— Разумеется, это меня заинтересовало, я воротился и стал подслушивать у дверей. Генерал говорил: «Не моя вина, если мне не удалось. Однако я хорошо составил мой план. Брюле был на ярмарке, работники в поле, я был один с фермершей на кухне. Ах, что это была за женщина двадцать лет назад!»

Заяц, как искусный рассказчик, счел необходимым остановиться.

— Дальше, дальше! — прорычал Брюле.

— Генерал продолжал: «Сначала я старался умаслить ее лестью, но она расхохоталась, потом, когда я стал настаивать, она приняла строгий вид и просила меня уйти. Я хотел насильно поцеловать ее и схватил за талию, тут у нас началась борьба… Мы ударились о кухонный стол, на нем лежал нож, она схватила его и нанесла мне два удара. Хлынула кровь, и я вынужден был отступить». Генерал потом еще прибавил, докончил Заяц: «А все-таки она хорошая женщина, она никому не говорила об этом».

Фермер выслушал Зайца и нахмурил брови, сжав кулаки.

— Кто мне докажет, что ты говоришь правду? — сказал он.

— Я этого не выдумал.

— Если это правда, я перейду к роялистам.

— Я могу вам сказать только то, что я слышал… Но мне сдается, что, может быть, мама скажет.

— Пойдем в Раводьер.

— Позвольте, а мои деньги?! Я должен их спрятать.

— Это правда, положи их в яму,

— Я не такой дурак! Когда мы уйдем отсюда, вы мне запудрите мозги и придете сюда отрыть эти деньги.

— Ну и что ты предлагаешь?

— Я хочу узнать кое-что.

— Говори.

— С тех пор, как мы поджигаем фермы, вы должны были накопить порядочно.

— Может статься.

— Если я буду знать, где ваши деньги, то, когда вы дотронетесь до моих, я возьму ваши.

— Но…

— Тут не нужно никаких «но». Надо поскорее уйти отсюда, папаша, или…

Заяц сделал красноречивое движение в сторону ружья. Брюле был пойман. Он поднял палец к своду Лисьей норы и сказал:

— Там.

— Я удостоверюсь.

Заяц, все держа ружье, сунул руку в отверстие и нащупал несколько мешков, которые показались ему наполненными золотыми и серебряными монетами.

— Хорошо, — сказал он и очень спокойно закопал свое сокровище, потом прибавил: — Ступайте вперед!

Брюле вышел первый из Лисьей норы, Заяц за ним, и оба отправились в Раводьер. У дверей Брюле сказал Зайцу:

— Теперь дай мне твое ружье.

— Для чего?

— Для того чтобы заставить говорить твою мать.

— Вам не нужно ружья, она и без того вас боится.

Он остался у входа. Брюле вошел один. Вид фермера был так свиреп, что его жена и сын, Сюльпис, ужинавшие у очага, с испугом замерли под этим тяжелым взглядом.

XLIV

Сюльпис стал возле матери, как будто боялся, чтобы Брюле ее не прибил. Но Брюле сказал ему:

— Ступай отсюда!

— Верно, твой отец хочет говорить со мною наедине, — кротко сказала фермерша сыну.

Сюльпис вышел, но остался поблизости, он был готов прийти на помощь матери, если Брюле позволит себе какое-нибудь насилие. Фермер посмотрел на жену и сказал:

— Хозяйка, сегодня ты должна быть со мной откровенна.

Бургундские крестьяне фамильярно называют своих жен хозяйками.